Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Встречи и совещания с участием Димитрова устраивались в тщательно проверенных кафе, магазинчиках и ателье. Участников сопровождали связные, передавая друг другу по цепочке. Но всё же здесь не надо было устанавливать для себя такой затворнический режим, как в Вене. Димитров даже записался в Прусскую государственную библиотеку, чтобы поддерживать на должном уровне свою осведомлённость в германских делах. И не упускал случая поговорить с немецкими товарищами во время совещаний и демонстраций, в которых иногда участвовал, чтобы «ощутить дыхание масс».

Представим Георгия Димитрова в образе доктора Гедигера. Вот он, соблюдая привычные меры предосторожности, выходит из городской электрички на станции Лихтервельде. На нём добротный костюм, лёгкий плащ и шляпа. По пути в резиденцию ВЕБ он иногда заглядывает в маленькое кафе, где подают отменный кофе, приготовленный в горячем песке. Время здесь будто остановилось. За столиком под каштаном старики играют в скат; худенькие ребятишки прыгают через скакалку у кирпичного брандмауэра с огромной надписью «Ни пфеннига на строительство броненосцев!»; женщины с треском распечатывают окна, впуская в комнаты свежий воздух весны двадцать девятого года.

Правда, ощущение остановившегося времени держится только до тех пор, пока хозяин не принесёт почтенному господину в очках свежие газеты. Рудольф Гедигер внимательно следит за политическими событиями в Германии, живущей, как на вулкане. Вот «Локальанцайгер», рупор Национальной партии, издевательски трубит о промышленном спаде, угрожающем росте учётного процента и полумиллиардном дефиците государственной казны, требуя ответа от правительства Мюллера. «Дойче альгемайне цайтунг» сообщает, что президент Рейхсбанка Шахт, делегат в комитете Юнга [48], категорически настаивает на уменьшении годовых взносов Германии в счёт репарационных платежей. Редактор «Берлинер бёрзенцайтунг» Функ требует урезать пособия по безработице и вовсе не давать их тем, кто моложе семнадцати и старше шестидесяти лет, потому что стремительный рост числа незанятых в производстве опустошил страховой фонд…

Каждый день приносит швейцарскому публицисту богатый улов новостей. Есть что занести в досье для будущих аналитических статей. Однако господин Гедигер никогда их не напишет, поскольку его одолевают заботы иного рода. Покончив с кофе, он неторопливо шагает мимо массивных серых домов с валькириями и рыцарями на фасадах и думает о том, что если полицей-президент Берлина Цергибель (социал-демократ, между прочим!) отдаст приказ разогнать первомайскую демонстрацию, последствия могут оказаться непредсказуемыми…

В уединённом здании, где под вывеской издательства «Fiihrer Verlag» укрывается штаб-квартира Западноевропейского бюро Коминтерна, Димитрова, как обычно, ожидает секретарь ВЕБ Магнус — немецкий коммунист Рихард Гиптнер, хорошо ему знакомый по совместной работе в аппарате ИККИ. Он подготовил для Гельмута свежие документы после дешифровки. В поступившей из Москвы резолюции Политсекретариата ИККИ идёт речь о предстоящем антифашистском конгрессе и организации кампании против фашизма и войны.

Прочитав документы, он вернул их Магнусу и попросил его помочь написать письма в ЦК европейских компартий о создании антифашистских комитетов. Содержание писем, по сути дела, одинаковое, но каждое следует писать отдельно, поскольку нет на свете двух стран с одинаковыми политическими физиономиями. Если письмо случайно попадёт в руки человека несведущего, тот ничего не поймёт: в тексте имена и географические названия заменены псевдонимами и инициалами, события и мероприятия названы описательно. В переписке с ИККИ Димитров лишь однажды, по забывчивости или торопливости, упомянул подлинные имена агентов Коминтерна, за что получил от Пятницкого строгий выговор за «нарушение элементарных правил конспирации в незашифрованном письме».

Перепечатка писем на машинке входила в обязанности Мариане — технического секретаря ВЕБ Маргарете Кайльзон. Дождавшись, когда будет напечатано последнее письмо, Гельмут размашисто подписал каждое (Hel… и росчерк) и передал Магнусу. Теперь письма попадут в очередную порцию почты, которую получат курьеры, чтобы развезти по конспиративным адресам и сдать надлежащим лицам, известным им только по псевдонимам.

Закончив дела, Гельмут ушёл из особняка первым, захватив с собой два свежих номера «Инпрекорра» [49].

Успешная деятельность возглавляемого Георгием Димитровым Западноевропейского бюро продолжалась четыре года, а это немалый срок для нелегальной политической организации, имеющей разветвлённую сеть. «Благодаря своему многолетнему опыту, Димитров был весьма компетентен в вопросах конспирации, и мы, немецкие товарищи, многому научились у него в этой области, — вспоминал Рихард Гиптнер. — За все годы существования Западноевропейского бюро не было ни одного провала конспиративной квартиры или заседания и ни одного связанного с этим ареста» {114} .

После кровавого Первомая, когда полиция расстреляла не разрешённую властями демонстрацию берлинских рабочих, по распоряжению премьер-министра Пруссии социал-демократа Мюллера была закрыта коммунистическая газета «Роте фане». Но газета берлинского гауляйтера Национал-социалистской партии Геббельса «Ангрифф» продолжала нацистскую пропаганду. Социал-демократический министр внутренних дел Зеверинг запретил Союз красных фронтовиков [50]. Но штурмовики безнаказанно нападали на рабочие клубы. Коммунисты опубликовали воззвание, в котором разгон мирной демонстрации назвали кровавым террором, организованным директором полиции социал-демократом Цергибелем; депутат от КПГ Вильгельм Пик потребовал в рейхстаге наказания виновных. Но члены социал-демократической фракции, самой многочисленной в парламенте, не поддержали его предложение. Как тут было не вспомнить Гельмуту прозвучавший на последнем конгрессе Коминтерна вывод о смыкании социал-демократии с фашизмом!

Рост фашистской опасности означал рост военной угрозы. Однажды Димитров отправился в Шёнеберг — там, во Дворце спорта, нацисты проводили митинг. «Я доведу возмущение до ярости, и оно станет морем огня, из которого вырвется возглас: „Дайте оружие!“, — постепенно накаляясь, кричал Гитлер. — Предстоит кровавая борьба, и элите тоже придётся привыкать к чёрному хлебу. Но когда мы завершим нашу борьбу, обеспечим себе жизненное пространство, у всех будет работа, у всех будет хлеб!» Безработные, люмпены и вполне благополучные на вид мужчины и женщины, оцепенев от восторга, внимали новому вождю. Было видно, что они уже готовы громить — если не соседнюю страну, то хотя бы рабочий клуб. И от этой грозной силы Димитрову стало не по себе…