Йоганн Мюллер - Асы немецкой авиации

Я не мог поверить своим ушам. Я помнил расследование гестапо, которое заподозрило двух пилотов JG-52 в том, что они евреи. Расследование закончилось ничем. Я сказал Галланду: «Мы не можем просто так убивать пленных». Он согласился и спросил меня: «А если вы, Штайнхоф, получите этот приказ, что вы будете делать?» я, не колеблясь, ответил: «Это толстый ублюдок окончательно спятил. Я никогда не отдам такой приказ». Галланд улыбнулся и сказал: «Я тоже так думаю. Я сказал ему, что как командующий истребительной авиацией никогда не отдам такой приказ».

Но я чувствовал неловкость во время всей этой беседы. Вмешался Нойман: «А почему он вообще думает, что мы способны сделать это?» Прежде чем кто-либо успел открыть рот, ответил Рёдель: «Потому что он истинный нацистский выродок, вот почему. Я знаю, что сейчас происходит. И подозревал это давно. Я слышал это от Марселя. Вот так, полковник Нойман». Эду Нойман кивнул и сказал: «Да, это так. Он мне тоже сказал, когда вернулся со встречи с Гитлером в 1942 году. Он слышал, как несколько генералов СС рассуждают о концлагерях в Польше. Марсель рассказал об этом нескольким друзьям. Это объясняет, почему он так защищал своего друга Матиаса. Я думаю, вы слышали об этой истории». Мы все кивнули, это действительно была громкая история.

Галланд налил всем нам вина, я думаю, рислинга, и мы уселись за стол. Он сказал: «Смотри, Ханнес, здесь больше информации, чем ты когда-либо имел». Он внимательно посмотрел на Траутлофта. Я знал Траутлофта дольше, чем кого-либо, за исключением самого Галланда. Он всегда был честным человеком и отличным офицером. Он также был надежным другом, поэтому я очень хотел услышать, что он скажет.

Траутлофт поднялся и осушил свой бокал одним глотком. Я понял, что дело серьезно, потому что практически не пил. Он сказал, что последние две недели провел в инспекционных поездках, проверяя заводы, работавшие на люфтваффе (парашюты, одежду, боеприпасы), которые подвергались налетам союзников. Он доложил обо всем Галланду. Траутлофт побывал в Руре, Рейнланде и Веймаре. В Веймаре он направился на завод, который пока не бомбили. Он приказал шоферу остановить машину, когда увидел большой лагерь.

Он подошел к воротам, и часовой-эсэсовец остановил его, спросив, зачем он здесь. Трайтлофт сказал, что направлен генералом истребителей подготовить рапорт рейхсмаршалу о проблемах со снабжением для люфтваффе. Были получены сведения, что из-за бомбежек часть заводов остановилась. Затем он рассказал нам, что увидел этих людей. Сотни были облачены в тюремные робы, однако он не подозревал, что здесь находится тюрьма. Траутлофт знал, что это не может быть лагерь военнопленных, по крайней мере он не принадлежал люфтваффе. Он повернулся, чтобы уйти, но кто-то окликнул его по-немецки. Он снова повернулся, это был американский летчик.

Пленный сказал, что в лагере находится около ста летчиков и эсэсовцы собираются их расстрелять. Траутлофт подошел ближе и заговорил с ним, потом подошли еще трое пленных, однако они не говорили по-немецки. Один из караульных закричал на пленных и, угрожая винтовкой, приказал им отойти. Это был экипаж бомбардировщика. Пленный сказал, что их сбили, а потом они были схвачены людьми под руководством эсэсовцев.

Траутлофт записал кое-какую информацию, но потом летчик указал на высокие трубы и сказал, что там убивают людей. Траутлофт захотел переговорить с комендантом лагеря. Подошел офицер, и Траутлофт спросил его об американцах, и вообще, что тут происходит? Комендант ответил, что они преступники, а не военнопленные. Он добавил, что в крематории сжигают умерших, поэтому болезни не являются проблемой. В этом имелись свои резоны, но американец сказал, что они убивают пленных, а затем сжигают, и что большинство пленных это евреи.

Обычно экипажи союзных бомбардировщиков называли Terrorflieger, или летчики-террористы, Траутлофт сказал, что он процитировал Женевскую конвенцию и добавил, что все летчики принадлежат люфтваффе. Эсэсовский офицер ответил, что ничего об этом не знает. Траутлофт заставил пропустить себя, и они пошли в кабинет коменданта. Там он взял телефон и позвонил Галланду, рассказав о том, что обнаружил. Галланд приказал ему немедленно убираться оттуда и поскорее возвращаться в Берлин, но записать имена и звания пленных. Мы кое-что слышали о том, что делают с вражескими летчиками, если они попадают в руки гражданских. Ничего хорошего. Но здесь было нечто иное.

Траутлофт сказал коменданту, что он еще вернутся и надеется, что с этими пленными ничего не произойдет, или гауптштурмфюреру не поздоровится. Я не помню точно его слов, но это заставило нас усмехнуться. На следующий день Траутлофт вместе с Галландом отправился к фельдмаршалу Мильху рассказать о том, что обнаружил Траутлофт. Галланд сказал, что хотел бы перевести этих людей в лагерь люфтваффе. Мильх ответил, что может лишь позвонить и подождать, что получится.

Траутлофт сказал нам, что отправил одного из офицеров проследить за переводом, и ему сообщили по телефону, что пленные, общим числом около ста человек, отправлены в нужный лагерь, хотя он не запомнил, в какой именно. Траутлофт добавил, что позвонил в лагерь и убедился, что пленные прибыли туда. Мильх сдержал свое обещание. Они обсудили, что произойдет с немецкими летчиками во вражеских лагерях, если обо всем этом станет известно. Оставалось лишь надеяться на гуманность противника.

Теперь мы знали, что творят в лагерях СС и гестапо, и это было ужасно. Это позорило всех честных немцев, которые сражались за свою родину.

Но был еще один сложный момент, когда Галланд перешел к цели нашего сегодняшнего собрания. Он намеревался добиться отстранения Геринга от командования люфтваффе. В комнате воцарилась тишина. Он сказал: «У нас есть выбор, фон Шлейх или фон Грайм. Мы все знаем их. Они хорошие немцы и ненавидят партию. Они недовольны Герингом и Гитлером. Ну, и кого мы выберем?»

После этого Лютцов спросил: «А почему бы нам просто не пристрелить ублюдка? Что, Гитлер съест нас? Это будет самым лучшим выходом». А сейчас нужно напомнить, что это происходило через четыре месяца после покушения Штауффенберга на Гитлера. Я промолчал, так как не знал, что обо всем этом думать. Эсэсовцы продолжали аресты и бросали людей в лагеря или расстреливали их, особенно семьи тех, кого подозревали в участии в заговоре.

Я сказал Фальку об этом, так как Штауффенберг приходился двоюродным братом его жене. Он занервничал. Одно дело было спорить с Герингом о чем-либо, и совсем другое – прямо выступить против него. Это грозило расстрелом. Нойман предложил Шлейха, но Галланд отказался, так как предпочитал фон Грайма. Оба были антинацистами и не скрывали этого, хотя Шлейх гораздо меньше занимался политикой, чем фон Грайм. Грайм хорошо в ней разбирался, что было серьезным плюсом, по крайней мере Галланд так думал. Гитлер хорошо относился к обоим, что также было важно. Хорошо, мы приступили к голосованию, и прошел фон Грайм.