Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Все так.

Первый съезд Советов проходил 3-24 июня в здании Кадетского корпуса на Первой линии Васильевского острова. «Классные комнаты использовались под общежитие для делегатов из Москвы и из провинции. Чтобы попасть в зал, надо было долго идти по длинным, плохо освещенным коридорам» [1533] Вильямс А. Р. Путешествие в революцию. С. 25. . Бенуа писал: «Символично то, что собрание съезда происходило в кадетском корпусе, в зале, отделанном в военно-ампирном вкусе (Мунцем лет 8 назад), что члены съезда сидят за партами, насквозь пропитанными «паническим потом» экзаменующихся учеников и атмосферой зубрения… В отделении же прессы, куда меня поместили, слишком много еврейчиков и евреек, «страшно умных» и имеющих вообще такой вид, что для них это киндершпигель, который и слушать не стоит» [1534] Бенуа А. Н. Дневник 1916–1918 гг. С. 378–379. .

Зал не мог вместить всех желающих. «Огромное здание Кадетского корпуса уже к 1 июня было запружено чуть ли не двухтысячной толпою, провинциальная часть которой тут же и ночевала, — припоминал Степун. — В синих от табачного дыма гулких коридорах стоял неумолкаемый шум. Вокруг бойких ораторов и делегатов с мест жадно теснились возбужденные слушатели… Левых социалистов-интернационалистов окружали потрепанные серо-черные пиджаки; большевиков — те же пиджаки, но с сильной примесью распоясанных и расстегнутых солдатских гимнастерок вокруг правительственных партий… Широко разливался защитный цвет, на фоне которого виднелось много офицерских, главным образом прапорщичьих кителей и вполне приличных интеллигентских пиджаков. Особенно сильная давка замечалась, как всегда, у книжных киосков и в тесной, мрачноватой столовой, где шла постоянная борьба за стакан чаю и тарелку щей».

Присутствовали 1090 делегатов, из них о своей партийности заявили 680: эсеров — 285, меньшевиков — 248, большевиков — 105, меньшевиков-интернационалистов — 32, меньшевиков-объединенцев 10. «Правые эсеры делали последние усилия, чтобы справиться с возникшей в партии левой оппозицией Комкова. Правые меньшевики вели такую же борьбу с… крайне интернационалистическим крылом» [1535] Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. С. 380–381. .

Линия борьбы была ясна Войтинскому: «Меньшевистско-эсеровский оборонческий блок — с одной стороны, большевики — с другой. Третьей силы не было. Левые эсеры и меньшевики-интернационалисты, колебавшиеся между противоположными лагерями, не шли в счет… Все голосования… давали одни и те же цифры: большинство в 500–600 голосов и меньшинство в 100–150 человек… Каждое из боровшихся в Советах течений противополагало свою политику политике противников, как пролетарскую линию в революции линии мелкобуржуазной… Исполнительный комитет, проводивший политику обороны и коалиции, имел против себя большинство рабочих и солдат в Петрограде и за себя — революционную демократию остальной России» [1536] Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. С. 142. . 3 июня Луначарский информирует жену: «Шансов у нас на съезде никаких. Мелкобуржуазный блок и социалистов-революционеров пока царствует, опираясь на приехавшую «деревенщину», которая во сто раз консервативнее и патриотичнее своих вождей вроде Либера и Дана. Но мы уже завоевываем постепенно (и довольно-таки быстро) Петроград. Наша сила в союзе с жизнью» [1537] 1917: Частные свидетельства о революции в письмах Луначарского и Мартова. С. 199–200. .

К началу июня армия разложилась, страна шла вразнос, экономика была разорвана в клочья, крестьянские бунты разрастались, общество поляризовалось. Казалось, именно эти вопросы должны были стать центральными на съезде наиболее влиятельных людей страны, если исключить членов Временного правительства. Но нет, съезд стал местом упражнения в красноречии по теоретическим и общеполитическим проблемам, крутившихся вокруг формулы организации власти и целей войны.

На открытии основным докладчиком выступал Церетели. Давая отпор противникам Временного правительства, он заявил:

— В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место.

На это из зала донесся голос человека, о котором все делегаты слышали, но подавляющее большинство никогда не видело:

— Есть такая партия! [1538] Первый всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Т. 1. М., 1930. С. 65.

Ленин выступал следующим. «Говорить среди врагов много труднее, чем среди единомышленников, — замечал сидевший в зале Степун. — Впрочем, Ленину было на что опереться во враждебной ему аудитории. Как-никак он был знаменитостью и возбуждал к себе величайший интерес. Первое впечатление от Ленина было впечатление неладно скроенного, но крепко сшитого человека. Небрежно одетый, приземистый, квадратный, он, говоря, то наступал на аудиторию, близко подходя к краю эстрады, то пятился вглубь. При этом он часто, как семафор, вскидывал вверх прямую, не сгибающуюся в локте правую руку». Ленин отталкивался от речи Церетели:

— Он говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «Есть!» Ни одна партия от этого отказываться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком» (аплодисменты, смех). Вы можете смеяться сколько угодно, но если гражданин министр поставит нас перед этим вопросом рядом с правой партией, то он получит надлежащий ответ.

«Говорил Ленин не музыкально, отрывисто, словно топором обтесывая мысль. Преподносил он свою серьезную марксистскую ученость в лубочно-упрощенном стиле. В этом снижении теоретической идеи надо, думается, искать главную причину его неизменного успеха у масс. Не владея даром образной речи, Ленин говорил все очень пластично, не теряя своеобразной убедительности даже при провозглашении явных нелепостей. Избегая всякой картинности слова, он лишь четко врезал в сознание слушателей схематический чертеж своего понимания событий. Был в его распоряжении и юмор, не тонкий, но злой. Самое же главное, что связывало Ленина с рабочей аудиторией, была непосредственно ощущаемая в нем привязанность — не любовь — к рабочему классу… Содержание ленинской речи произвело на всех присутствующих, не исключая и некоторых большевиков, впечатление какой-то грандиозной нелепицы. Тем не менее его выступление всех напрягло и захватило» [1539] Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. С. 383–384. .

Ленин ответил на упреки в отсутствии программы и произнес слова, вызвавшие наибольший резонанс и наиболее жесткую критику: