Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Шестое заседание Предпарламента — 18 октября — открылось с более чем часовым опозданием: ждали кворум. Затем долго спорили по вопросу о процедуре рассмотрения законодательных предложений. Потом меньшевики устами Суханова предложили направить запрос Временному правительству: намерено ли оно внести на рассмотрение предпарламентариев разрабатываемое им Положение о земельных комитетах. И вновь вернулись к обсуждению, а затем и голосованию формул перехода по вопросу об обороне.

Кадеты, правые эсеры, кооператоры и казаки внесли резолюцию, за которую в 14.00 был подан 141 голос, против 132. Через десять минут меньшевики заявили, что посчитали неправильно, и потребовали проверки путем выхода голосующих в дверь. Резолюция на этот раз набрала 135 голосов против 139. Далее голосовалось еще пять формул: две от эсеров и три от разных фракций меньшевиков. И ни одна из них так и не была поддержана. По вопросу об обороне не договорились вообще ни о чем! «В зале общее движение и смущение» [2553] Речь. 1917. 19 октября. № 246. . И только.

Деникин возмущенно недоумевал: «Но что делала соль земли, верхние слои народа, социалистическая, либеральная и консервативная интеллигенция, наконец, просто «излюбленные люди», более или менее законно, более или менее полно, но все же представлявшие подлинный народ, это выходит за пределы человеческого понимания. Перечтите отчеты всех этих советов, демократических, государственных и проч. совещаний, комитетов, заседаний, предпарламентов, и вас оглушит неудержимый словесный поток, льющий вместо огнегасительной — горючую жидкость в расплавленную народную массу. Поток слов умных, глупых или бредовых; высокопатриотических или предательских; искренних или провокаторских. Но только слов. В них отражены гипноз отвлеченных формул и такая страстная нетерпимость к программным, партийным, классовым отличиям, которая переносит нас к страницам Талмуда, средневековой инквизиции и спорам протопопа Аввакума» [2554] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 2. Т. 2. С. 112. .

Итак, по важнейшему вопросу — о войне — позиция не выработана. Что делать? Авксентьев предложил просто перейти к следующему пункту повестки — внешней политике. Примечательно, что вопросы внешней политики впервые с Февраля стали предметом публичного обсуждения.

Корниловская история ознаменовала новую веху в отношениях с союзниками — веху кризисную. В России все левые издания обрушились с жесткой критикой на них — за поддержку Корнилова, клеймя подстрекателей «империалистического заговора против русской революции» и «наемных писак продажных органов прессы, пытающихся скрыть свою работу под громкими и лживыми фразами о «большевистской опасности». Послы союзных стран нашли это оскорбительным. Бьюкенен заявил протест по поводу особенно возмутившей его публикации в московской большевистской газете о незаконном использовании британских броневиков в силах Корнилова. Посол получил от Терещенко заверения, что газета будет закрыта. Как бы не так. Закрывать большевистские газеты больше не получится.

Не успели ослабеть атаки на союзников по делу Корнилова, как тут же с новой силой возобновились в связи с «делом Гурко». Временное правительство выслало заслуженного генерала из страны 6 сентября. «Позднее генерал был принят королем Георгом в Букингемском дворце — новость, которая не могла прибавить симпатии к союзникам в глазах русских» [2555] Уорт Р. Антанта и русская революция. 1917–1918. М., 2006. С. 151–152. .

А через несколько дней — новое восстание российских войск. На сей раз — во Франции, где храбро сражались и несли большие потери три бригады в 16–17 тысяч человек, которые давно почувствовали себя «попросту пушечным мясом, проданным во Францию в обмен на военную технику». Еще во время апрельского выступления одна из бригад образовала Совет солдатских депутатов и отказалась воевать. В июне 10 тысяч бойцов с заразной идеологией были переведены в лагерь в Ла-Куртене — в 80 км южнее Лиможа, — где их полностью изолировали от внешних контактов. Начались переговоры об их эвакуации в Россию, но Керенский приказал не позориться перед союзниками и навести в войсках порядок, вплоть до использования смертной казни, и отправить их воевать в Грецию. Солдаты отказались, после чего лагерь был окружен французскими войсками с пулеметами и артиллерией. После серии ультиматумов 3 сентября начался обстрел. Полсотни солдат были убиты, сотни посажены в тюрьму и лагеря. Французская военная цензура постаралась полностью замолчать всю историю. Когда на этот счет появится короткое заявление Временного правительства — 17 октября, — возмущались жестокостями «французских империалистов» далеко не только большевики [2556] Там же. С. 153–157. .

Британское правительство в начале осени под угрозой ареста потребовала отъезда из Англии Чичерина, представлявшего политэмигрантов. Тот отказался, объяснив российском генконсулу в Лондоне Ону: «Я не вижу разницы между Александрой Федоровной и Александром Федоровичем». Чичерина посадили. «После ареста Чичерина — место его в эмигрантской комиссии занял Литвинов-Финкельштейн (его фамилия Валлах — В. Н.). Этот последний был также признан «нежелательным» (undesirable), и генеральное консульство наше получило доверительное сообщение лондонской полиции, что Литвинов подлежит высылке из Англии» [2557] Набоков К. Д. Испытания дипломата. СПб., 2014. С. 64–65. . Еще один минус правительству и плюс большевикам.

От России требовали войны до победы в то время, когда вопрос о мире витал в мировой политике. 16 августа Римский Папа Бенедикт XVI направил ноту всем воюющим правительствам с предложением условий: всем отказаться от компенсаций, признать полную свободу и общность морей, Германии — очистить Бельгию и занятые ею территории Франции, западным союзникам — освободить немецкие колонии; проблемы Польши, Балкан, Армении и других — обсудить позднее [2558] Ллойд-Джордж Д. Военные мемуары. Т. IV. М., 1935. С. 211–213. . Германский рейхсканцлер Михаэлис 9 сентября ответил согласием, далее последовало заявление в том же духе австрийского императора Карла. Страны Антанты после коротких раздумий ответили отказом. Госсекретарь Лансинг доказывал папе, что мир на этом этапе может быть лишь перемирием перед восстановлением Германией ее мощи.

Ну а что же российская внешняя политика в преддверии большевистского восстания? 14 сентября Терещенко беседовал с российской прессой и закончил встречу такими словами:

— Впредь общая русская политика не будет больше политикой парадоксов, которая нам так дорого стоила в течение последних месяцев. В самом деле, мы выступили во имя мира, но на деле создали условия, вследствие которых затянулась война. Мы стремились к сокращению жертв, но в результате только увеличили кровопролитие. Мы работали в пользу демократического мира, но вместо него приблизили торжество германского империализма. Такие недоразумения недопустимы.