Моника Блэк - Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии

В этом смысле боязнь ведьм можно рассматривать как культурную идиому межличностного и общинного конфликта, способ восприятия мира и интерпретации происходящего в нем, поиск причин, стоящих за причинами. Как азанде задавались вопросом, какой самый главный смысл может стоять за обрушением амбара в конкретный момент, жители Западной Германии в 1950-х гг. спрашивали: «Кто сделал так, что мой ребенок заболел? Кто отвечает за то, что мои свиньи гибнут, а коровы не дают молока?» Обвинения в колдовстве служили языком и логикой осуждения, когда несчастье нельзя было объяснить иначе.

Всплеск обвинений в колдовстве в начале существования Западной Германии почти совершенно забытая страница истории. Лишь горстка специалистов что-либо об этом писала. В середине 1960-х гг. фольклорист Леопольд Шмидт предложил единственную теорию для объяснения такого всплеска: приток в страну миллионов немецких беженцев, изгнанных или вынужденных уехать из Восточной Европы, создал социальное напряжение, которое вылилось в обвинения в сверхъестественных злодеяниях [617] Leopold Schmidt, Volksglaube u. Volksgut (1966), 282. Цит. в: Baumhauer, Johann Kruse , 205. . Безусловно, резкий рост беженцев наблюдался в земле Шлезвиг-Гольштейн, принявшей в послевоенные годы больший их процент относительно коренного населения, чем любая другая федеральная земля. Деревенская жизнь претерпела колоссальные структурные изменения [618] Lattimore, Bertram Gresh, Jr., The Assimilation of German Expellees into the West German Polity and Society Since 1945: A Case Study of Eutin, Schleswig-Holstein (The Hague: Martinus Nijhof, 1974), 5; George Gerolimatos, «Structural Change and Democratization of Schleswig-Holstein's Agriculture, 1945–1973» (PhD diss., History, UNC–Chapel Hill, 2014), 111–13; Jürgens, «Entnazifizierungspraxis in Schleswig-Holstein», 54; Baumhauer, Johann Kruse , 205. . Однако большинство дел о колдовстве приходятся на середину 1950-х гг., когда прошло почти десять лет после того, как беженцы в основном уже обустроились. Дело Эберлинга — наверное, единственное, по которому до нас дошла существенная документация, — затрагивало людей, знавших друг друга много лет. Это заставляет предположить, что ужас перед ведьмами в 1950-х гг. мог быть связан не столько с присутствием чужаков в поселениях, сколько с тем, что затянувшееся недоверие и неприязнь в низах общества после 1945 г. выражались так странно и двойственно [619] Baumhauer, Johann Kruse , 269–70. .

В 1950-е гг. возник киножанр Heimat , или фильмов о родине, представлявших сельские пейзажи Западной Германии местами нетронутой красоты, вечных ценностей и нежной сентиментальности. В иллюстрированных книгах изображались фахверковые дома, склоны швабских холмов, покрытые полевыми цветами, и средневековые замки, чтобы у читателя создавалось правильное представление: мир не смогли изменить не только фашизм, война и геноцид, но и современная жизнь [620] Koshar, Germany's Transient Pasts , 238. . Однако истинным состоянием сельской Западной Германии в годы после нацизма было нечто совершенно противоположное этой «нетронутости» и изолированности.

Регион, где разыгралась драма с участием Эберлинга и его клиентов, называется Дитмаршен и находится между Северным морем и рекой Эльбой. Столетиями земля Дитмаршена осушалась — возможно, точнее будет сказать, отвоевывалась у моря — тяжелым трудом по строительству дамб. Немцы в этой части страны иногда описывают ее суровую красоту словом ö de , предполагающим нечто однообразное, безлюдное и пустынное. Даже сейчас Дитмаршен остается одним из самых архаичных регионов чрезвычайно урбанизированной страны, со своеобразным и порой невероятным ландшафтом, состоящим из приливных равнин, пустошей и болот. Однако это совершенно не изолированный регион, не был он таковым и в 1950-х гг. Он давно уже полностью интегрирован в общенациональную, региональную да и глобальную экономику. Регион также являлся местом политических пертурбаций предшествующих десятилетий. В 1920-х и начале 1930-х гг. западные болотистые равнины и вересковые пустоши стали домом для воинствующего, крайне агрессивного, яростно антисемитского «Движения сельских жителей» ( Landvolkbewegung ) [621] Alexander Otto-Morris, Rebellion in the Province: The Landvolkbewegung and the Rise of National Socialism in Schleswig-Holstein (Frankfurt a.M.: Peter Lang, 2013), 19, 335. . Позднее это движение будет поглощено национал-социализмом, который получит большинство на парламентских выборах в Шлезвиг-Гольштейне раньше, чем в любой другой земле. В конечном счете здесь было больше членов нацистской партии на единицу населения, чем в любом регионе Германии, — один на каждые 18 человек [622] Uwe Danker and Astrid Schwabe, Schleswig-Holstein und der Nationalsozialismus , 2nd ed. (Neumünster: Wachholtz Vlg., 2006), 40. . В некоторых частях Дитмаршена более 90 % владельцев собственности состояли в партии [623] Allan Borup, Demokratisierungsprozesse in der Nachkriegszeit: Die CDU in Schleswig-Holstein und die Integration demokratieskeptischer Wähler (Bielefeld: Vlg.f. Regionalgeschichte, 2010), 132. . Земля с наибольшим количеством бывших членов партии оказалась и местом наиболее ярко выраженного страха перед ведьмами в послевоенные годы.

Биография Эберлинга, как свидетельствуют результаты его опросов в полиции и у психиатров, была совершенно обычной для немца XX в. Его жизнь пришлась на один из самых неспокойных периодов в истории Германии и переплелась с политикой и войной в каждом витке. Будущий Hexenbanner , или знахарь, изгоняющий ведьм, родился в Шлезвиг-Гольштейне в 1908 г., то есть был почти сверстником Бруно Грёнинга. Его родители родом из Померании и Западной Пруссии. Позднее он станет говорить, что они были очень строгими — позволили ему «впервые уехать из дому» лишь в 19 с половиной лет, да и то лишь вместе со старшими сестрами. Старший брат Эберлинга стал почтовым служащим в Кёльне; имевшая склонности к творчеству старшая сестра вышла замуж за исполнителя камерной музыки [624] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 418, Nervenärztliches Gutachten, March 21, 1955, pp. 33–34. . Эберлинг ходил в школу до 15 лет, затем по примеру отца занялся столярным делом и четыре года обучался у мебельщика [625] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 413, p. 33, April 22, 1954. . В 1928 г., получив статус подмастерья, отправился в Рурскую область, в Дортмунд, вестфальский город сталелитейных заводов и угольных шахт. Он трудился плотником в шахте, а также недолгое время работником мебельной фабрики. В 1929 г. произошел крах на фондовом рынке, и началась Великая депрессия. Эберлинг вернулся в Шлезвиг-Гольштейн. Через несколько лет в Саарской области он принял участие в строительстве «Линии Зигфрида» — полосы военных укреплений, протянувшейся от швейцарской до голландской границы. На тот момент отец Эберлинга руководил строительством бараков на острове Зильт в Северном море и смог снова дать сыну работу на севере. С 1940 по 1945 г. Эберлинг был занят на строительных площадках люфтваффе. Недолгое время он находился в британском плену. Наконец вернулся в родной город и стал работать в столярной мастерской своего отца. У Эберлинга с женой было шестеро детей [626] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 418, Nervenärztliches Gutachten, March 21, 1955, pp. 35–36. .