Моника Блэк - Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии

Некоторые утверждали, что перемена была как-то связана с появлением телевидения. Другие ссылались на полеты в космос, играя словами Гамлета, обращенными к Горацио: возможно, это покончило «раз и навсегда со множеством неведомых науке вещей, что происходят между небом и землей» [886] Kallenbach, «Ist die Welle des 'Hexenwahns' vorbei?» . Более вероятным, чем идея, будто новые технологии в один миг сумели справиться с распространенными страхами, представляется, что подлинные корни ужаса 1950-х гг. перед колдовством — скрытые взаимные упреки, недоверие в обществе и отсутствие духовной опоры — сами по себе утихли, постепенно исчезли. Вместе со страхом возмездия ушел и страх перед ведьмами и другими тайными злоумышленниками.

Что касается Грёнинга, он и в смерти, как и при жизни, остался темой для таблоидов. В 1959 г. скандальная газета 7 Days пустила слух, будто он умер не от рака. Нет, его тайком убила жена, заставив согласиться на ненужную операцию по удалению зоба. Согласно другой теории, он умер потому, что так часто призывал пациентов «отдать ему свои болезни». Накопившись в его теле, они в конце концов сделали свое дело [887] «Rätsel um den Tod Grönings», 7 Tage , February 14, 1959. Вырезка в: KAH, S Slg. E/E60. . Грёнинг был погребен в Дилленбурге рядом со своим младшим сыном Гюнтером. Люди постоянно совершали сюда паломничества и оставляли венки. Кладбищенский чиновник сообщил в 1960 г. таблоиду Bild , что «едва ли бывает день», чтобы кто-нибудь ни спросил о могиле целителя. Местный бизнесмен беспокоился, что это место скоро затмит «главную туристическую достопримечательность» Дилленбурга — в этом городе родился Вильгельм Оранский [888] «Viele Fragen nach Grönings Grab», Bild , дата неясна, предположительно 1960 г. Вырезка в: KAH, S Slg. E/E60. . Однако к середине 1960-х гг. и феномен Грёнинга стал казаться несколько устаревшим. В серии статей таблоида New Illustrated он был объявлен как «самый известный немец послевоенной эпохи», «более знаменитый, чем Аденауэр и Эрхард» [889] Paul Mevissen and Werner Schmidt, «Mein Leben mit Bruno Gröning», Neue Illustrierte , June 20, 1965, p. 65. Вырезка в: KAH, S Slg. E/E60. .

Война оставила после себя смерть и материальный ущерб немыслимых масштабов. Однако порожденные ею нравственные вопросы были настолько ошеломляющими, что даже сейчас, через много лет после того, как были расчищены завалы и затерты строительным раствором следы от пуль и шрапнели на фасадах домов, а последние солдаты тех битв умерли глубокими стариками, на эти вопросы — о самых диких крайностях человеческих поступков, о том, как можно допустить настолько массовые убийства, — даны ответы в лучшем случае частично.

Прошлое не позволяет от него отмахнуться. У истории есть способы заставить людей ее чувствовать, как бы резко ее ни отрицали и ни оспаривали. Например, в Соединенных Штатах с XVIII в. существуют неистребимые культурные отсылки и рассказы о населенных призраками территориях захоронений индейцев. Эти рассказы таят в себе, по словам одного писателя, «определенную тревогу в отношении земли, на которой живут американцы, а конкретно — белые американцы среднего класса. Глубоко коренящаяся в представлении человека о праве на свою родину, эта идея существует, и она о том, что мы в действительности не владельцы своей земли» [890] Colin Dickey, «The Suburban Horror of the Indian Burial Ground», The New Republic , October 19, 2019. . Сказки о привидениях выражают невысказанный никак иначе подавленный ужас в центре жизни белой Америки: что мстительные боги вернутся и потребуют свое. Аналогично неупокоенные души маялись в самом сердце социальной жизни Германии после холокоста и нацизма.

Околдованность послевоенного общества Западной Германии принимала две основные формы. Одна носила вертикальный характер: люди, чувствовавшие себя пострадавшими, виновными или проклятыми, искали спасителя, и ему случилось явиться именно в момент их острейшей нужды. Примечательно, что Бруно Грёнинг добивался наибольшего успеха в лечении хронических болезней, различных недугов, которые, по мнению врачей, не существовали, а также таинственных хворей, от которых те отступились. Что это были за недуги, часто исчезавшие при взаимодействии с Грёнингом или в толпе, собравшейся у его ног, в темноте, под прожекторами? Пожалуй, лучше задать другой вопрос: симптомами чего являлись эти недуги? У некоторых врачей после войны были соображения на этот счет. Они говорили о связи между виной и болезнью, о болезни, проистекающей из греха, и об исцелении, требующем искупления, расплаты. Быть «больным», по словам Грёнинга, означало быть пристанищем зла. Но что служило источником зла? В каком-то смысле Грёнинг предполагал, что, отвернувшись от Бога, человек допускает появление зла и болезни. Однако то, что чудо-доктор говорил о зле, может указывать и на тот факт, что люди осознали: все пошло не так, слишком много ужасного совершено и эти чудовищные вещи часто оставались безнаказанными. Каждый имеет в себе Schweinhund , утверждал Грёнинг.

Другая форма одержимости призраками строилась скорее горизонтально: ужас перед ведьмами, поражавший целые общины в 1950-х гг., был феноменом соседских отношений. А в этом явлении присутствовало много факторов. Сельские территории Шлезвиг-Гольштейна, где прошло больше судебных процессов из-за колдовства, чем в любой другой части страны, пережили радикальные изменения: миллионы беженцев с бывшего востока Германии и из немецких общин других восточноевропейских территорий были переселены сюда, что создало напряжение. В то же время имелись явные признаки того, что многие проблемы были спровоцированы нерешенными конфликтами, страхом разоблачения и подавленной враждебностью, связанными с эпохой нацизма и денацификации. В этой части страны, где наблюдался высокий процент бывших членов нацистской партии, денацификация в маленьких общинах вызывала серьезное беспокойство. Никто не знал, кто кому и что именно готов предъявить. Обвинив соседа в колдовстве, можно было так или иначе дать волю ненависти и опасениям, но в то же время многие чувства скрыть и даже подавить.

Эта книга посвящена прошлому Германии, прежде всего первым, чрезвычайно трудным годам после разгрома страны во Второй мировой войне. Однако история послевоенного страха перед ведьмами и мистических исцелений поднимает более общие вопросы, не менее актуальные и сегодня. Один из них — это вопрос о том, как в обществе переплетаются знание, авторитет, доверие и нравственность. Важно понять, какие социальные условия придают идеям убедительность или, напротив, ставят под удар познаваемость мира и достоверность знания. Если социум придерживается общепринятых представлений о том, как устроен мир, тогда что произойдет, когда условия, обеспечивающие консенсус, перестанут выполняться? Сможет ли общество себя сохранить или оно раздробится и развалится?