Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция

Ода начинается кратким поэтическим отступлением – стихами о собственных стихах; начало его подчеркнуто сравнением (песни со зданием), конец подытожен сентенцией. После сентенции – поворот мысли и переход к главной, хвалебной части.

(4) Олимпийский победоносец, блюститель вещего Зевесова алтаря, сооснователь славных Сиракуз, какая минует его встречная хвала в желанных песнях беззаветных сограждан? ( 1 антистрофа , 8) Пусть ведает сын Сострата: подошва его – под божественной пятой. (9) Бестревожная доблесть не в чести ни меж пеших мужей, ни на полых кораблях; а коль трудно далось прекрасное, его не забыть.

Хвалебная часть начинается самым естественным вариантом – хвалой победителю, а хвала победителю начинается самой простой подачей – прямой. Начало ее подчеркнуто риторическим вопросом, конец отмечен сентенцией; сентенция отчленяет эту первую, прямую вариацию хвалы победителю от следующей, косвенной. Заметим, как постепенно вводится непременная часть хвалы победителю – именование победителя и его победы: сперва называется победа («олимпийский победоносец»), потом обходное именование («сын Сострата»), а прямое именование («Агесий») оттягивается до следующего куска.

(12) Для тебя, Агесий, та правая похвала, которую вымолвил Адраст над Амфиараем, пророком Оиклидов, когда поглотила его земля на блещущих его конях. ( 1 эпод , 15) Тогда над семью кострами для мертвых тел пред стенами Фив сын Талая сказал такое слово: (16) «Горько мне о зенице воинства моего, о том, кто был добрый муж и прорицать и копьем разить!» (18) А ведь это – удел и сына Сиракуз, предводителя нашего шествия! (19) Я не спорщик, я не друг вражде, но великою клятвою поклянусь: это так; (21) и заступницами моими станут Музы, чья речь – как мед.

Хвала победителю продолжается, но теперь, со второго захода, она подается не прямо, а косвенно – через мифологическое сравнение. Герой сравнения Амфиарай – один из семерых воителей против Фив; он, как и Агесий, был одновременно и пророком, и победоносным бойцом. Сравнение не развернуто в рассказ: перед нами только ситуация момента и характеризующая реплика Адраста. Это сравнение крепко ввязано в хвалебный для Агесия контекст и началом (стк. 12), и концом (стк. 18). Начало куска подчеркнуто обращением во втором лице (при заключительном члене именования), конец – высказыванием от первого лица (беглое упоминание Муз намекает на возможность более развернутого поэтического отступления, но здесь Пиндар этой возможностью не пользуется).

Конец этого композиционного куска совпадает с концом первой строфической триады: ритм, который будет далее периодически повторяться, облегчая восприятие соизмеримости прослушиваемых частей текста, слушателю теперь задан. Больше таких совпадений не будет: Пиндар будет строить оду (как он обычно это делает), перенося фразу из триады в триаду и этим как бы всякий раз сигнализируя слушателю, что впереди еще по меньшей мере три строфы текста.

( 2 строфа , 22) Запряги же мне, Финтий, мощь твоих мулов, и пущу я колесницу по гладкому пути к племени тех мужей! (25) Мулам ведом тот путь, ибо венчаны они олимпийским венком. (27) Пора мне распахнуть пред ними врата песнопений…

Хвала победителю иссякла: ее сменяет хвала роду победителя и попутно хвала вознице победителя; поначалу даже кажется, что хвала вознице здесь главная, а роду – попутная. Переход подчеркнут сочетанием обращения во втором лице и высказывания от первого лица. Эта повышенная напряженность возбуждает внимание читателя для следующего отступления от темы для мифа, занимающего центр оды.

…пора мне предстать Питане у быстрого Еврота, ( 2 антистрофа ) где слился с ней (так гласит молва) Посейдон, сын Крона, чтобы родила она Евадну с синими кудрями. (31) На груди укрыв свой девичий приплод, в урочный свой месяц призванным прислужницам повелела она вверить дитя доблестному Элатиду, правящему над аркадянами в Фесане, дольщику алфейских поселений.

Начинается миф, и характер подачи материала заметно меняется: исчезают те подчеркивания, которые придавали рельефность хвалебной части, теперь мифологический сюжет сам поддерживает и движет внимание читателя, и автор регулирует его не столько системой выделений, сколько системой расчленений в повествовании. Первый эпизод мифа – «предки Иама» – соединен очень плавными переходами и с предыдущим (особенно), и с последующим текстом: такое плавное начало, а потом отрывистый конец мифологической части встречается у Пиндара не раз.

(35) Вскормленная там, от Аполлона познала она первую сладость Афродиты.

( 2 эпод , 36) Но недолго таился от Эпита божий посев – несказанный гнев жгучею заботою оттеснивши в сердце своем, он пустился к пифийской святыне вопросить о непереносимой своей обиде.

(39) А она меж тем, развязав свой багряный пояс, отложив свой серебряный кувшин, под синей сенью ветвей родила отрока, мудрого, как бог; (41) золотокудрый супруг, кроткая мыслями Илифия и Мойры были при ней, ( 3 строфа ) и спорые радостные роды извели Иама на свет из чрева матери его.

(44) Терзаясь, оставила она его на земле, (45) и два змея с серыми глазами по воле божеств питали его, оберегая, невредящим ядом пчелиных жал.

(47) А царь, примчавшись от пифийских утесов, всех в своем дому вопрошал о младенце, рожденном Евадною: (49) говорил, что Феб – родитель ему, ( 3 антистрофа ), что быть ему лучшим вещуном над земнородными и что племени его не угаснуть вовек. (52) Так возглашал он, но клятвенные встречал ответы, что никто не видел и не слышал младенца, рожденного уж за пятый день.

(54) В камыше, в неприступной заросли таился он, и лучами багровыми и белыми проливались на его мягкое тело ион-цветы, чьим бессмертным именем указала ему называться мать ( 3 эпод ) во веки веков.

Второй эпизод мифа, самый подробный, – «рождение Иама». Шесть его кусков, выделенных здесь абзацами, выказывают отчетливую симметрию в движении взгляда от персонажа к персонажу: (1–3: до разрешения от бремени) Евадна – царь – Евадна и (4–6: после разрешения от бремени). Иам – царь – Иам.

(57) А когда вкусил он от плода сладкой Гебы в золотом венце, (58) то, сойдя в алфейские воды, воззвал он к Посейдону, мощному праотцу своему, и воззвал он к лучнику, блюстителю богозданного Делоса, о том, чтобы честь, питательница мужей, осенила его чело. (61) Ночь была, и открытое небо. И в обмен его голосу прозвучал иной, отчий, вещающий прямые слова: (62) «Восстань, дитя, ступай вослед за вестью моей в край, приемлющий всех».

( 4 строфа , 64) И взошли они на каменную кручу высокого Крония, и тем восприял Иам сугубое сокровище предведения: (66) слух к голосу, не знающему лжи, и указ:

(67) когда будет сюда Геракл, властная отрасль Алкидов, измыслитель дерзновенного, – (68) утвердить родителю его празднество, отраду многолюдья, великий чин состязаний и на высшем из алтарей – Зевесово прорицалище.