Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция

«Кефалайон-сумма» – это такая формулировка, которая сжато намечает весь состав предлагаемого мифа, а затем уже этот рассказ повторяется в подробностях. Образец – миф о первой Олимпиаде в Ол. 10, 24–29: «Зевсовы заветы движут меня воспеть избранное меж избранных состязаний, которое у Пелопова древнего кургана в силе своей учредил Геракл, когда убил… Ктеата и Еврита, чтобы взять свою награду от Авгия…». Здесь уже названо все – и обстоятельства, и действие; а затем следует и более подробный рассказ: расправа с Молионидами и Авгием (30–42, конец подчеркнут сентенцией), учреждение места для жертв и игр (43–59, конец – отступление о боге Времени, хранителе памяти событий) и, наконец, сами игры и их первые победители (60–77; так как это, строго говоря, уже выходит за пределы заявленного в кефалайоне, то этот отрывок вводится дополнительным риторическим вопросом: «Но кто стяжал первые венки…» – и т. д.).

«Кефалайон-результат» – это такая формулировка, которая намечает не весь состав предлагаемого мифа, а только его последнее звено; после такого кефалайона слушатель знает, к какому концу подведет поэт свой миф, но не знает, откуда он его начнет (при «кефалайоне-сумме» он знал и это). Образец – уже упоминавшийся миф о Пелее в Нем. 5, 22–26: «Благосклонны к героям, пели им блистательным хором Музы на Пелионе, и меж них Аполлон вел разноголосый их строй: начав свой запев от Зевса, славили они чтимую Фетиду и Пелея…». Здесь слушатель уже понимает, что финалом последующего мифологического рассказа будет свадьба Пелея и Фетиды, но еще не знает, как поэт к ней подойдет: от мифа ли о роковом сыне, предреченном Фетиде (как поступил Пиндар при разработке той же темы в Истм. 8), от мифа ли о каком-нибудь из прежних подвигов Пелея, и если так, то о каком. В следующем же предложении Пиндар раскрывает свой выбор второго пути: «…Пелея, которого…» пыталась соблазнить, а потом погубить царица Ипполита, но он ее отверг и вот был награжден за это браком с богинею (27–39).

Оба вида кольцевой композиции мифа употребляются Пиндаром одинаково часто; оба они были разработаны еще до Пиндара, в эпосе, где самый обычный прием композиционного отступления состоял в том, чтобы назвать результат событий, а потом через обычное «ибо…» рассказать о тех событиях, которые привели к этому результату («нет у меня ни отца, ни матери», говорит Андромаха Гектору, а потом рассказывает, как лишилась она отца и как – матери: «Илиада», 6, 413–428, – и затем уже продолжает мольбы свои к Гектору). Смысл приема в обоих видах одинаков: дать слушателю заранее знать о том, до какого места намеревается автор вести свой мифологический рассказ. Иногда, конечно, рассказ простирается и далее обещанного, и тогда конец его воспринимается как «довесок», как непредсказуемая избыточность. Пример этому мы видели в Ол. 10, где кольцо композиции было бы полным и без добавления каталога первых победителей; другим примером может быть миф об Иксионе в Пиф. 2, где кефалайон обещал рассказ о преступлении и наказании Иксиона, а слушатель получает еще и послесловие о том, как от Иксиона и тучи родился Кентавр; третьим – миф об Асклепии в Пиф. 3, где кефалайон обещал рассказ о рождении Асклепия и гибели (за нечестие) матери его Корониды, а слушатель получает в дополнение к этому рассказ и о последующей погибели (тоже за нечестие) самого Асклепия.

Степень подробности мифологического рассказа может быть различна; но, как правило, при кольцевой композиции рассказ подробнее, чем при перечневой. Элементарными единицами всякого сюжетного рассказа являются мотивы; каждое полное сюжетное звено состоит из мотивов трех категорий – «ситуации» ( С ), «действия», меняющего ситуацию ( Д ), и «результата» ( Р ); если рассказ состоит из нескольких сюжетных звеньев, то обычно результат предыдущего звена становится ситуацией последующего. В перечневых мифологических рассказах поэт обычно упоминал только действие и спешил перейти к следующему пункту перечня. В кольцевых мифологических рассказах достаточно простора и для ситуации, и для действия, и для результата. Мы легко расчленяем рассказ Ол. 10: «Геракл победил врагов ( С ) – учредил игры ( Д ) – и боги и люди радовались новым празднествам и победам ( Р )»; или рассказ Нем. 5: «Ипполита покушалась обольстить Пелея ( С ) – но он ее отверг ( Д ) – и наградой за это была свадьба с Фетидою ( Р )». Однако такое схематическое членение у Пиндара – редкость; гораздо чаще перед нами или упрощенный, или усложненный кольцеобразный рассказ.

Упрощение трехчленного звена СДР достигается опущением какого-нибудь из членов. Легче всего опускается член С : мифы были материалом общеизвестным, и поэт мог полагаться на воображение слушателей. Так, в уже приводившемся мифе о Персее Гиперборейском (Пиф. 10) ситуация не сообщается, сообщаются только действие (подвиги Персея) и вынесенный в кефалайон результат (приход Персея к гиперборейцам). Так, в мифе о Неоптолеме (Нем. 7) сообщаются действие и результат (Неоптолем пришел в Дельфы и погиб), но не сообщается ситуация (потому что для Неоптолема она нелестная: он шел в Дельфы, чтобы потребовать Аполлона к ответу за убийство Ахилла). Реже опускается член Р : в таких случаях результат действия заменяется оценкой действия и мифологический рассказ как бы возвращается к своему истоку, мифологическому примеру, из которого тотчас делается вывод. Так, в рассказе об Антилохе (Пиф. 6) говорится, как грозил в бою Мемнон Нестору ( С ) и как отдал жизнь за Нестора сын его Антилох ( Д ), «явив громадою подвига высшую о родителе доблесть» (оценка, 42–43). Так, в знакомом нам рассказе об Аянте (Нем. 8) говорится, как Аянт был «обездолен золотым доспехом» ( С ) и покончил с собой ( Д ), но вместо описания результата следует оценка: «издавна была ты сильна, вражья речь, лживая речь…» и т. д. (32–34). Пределом упрощения в этом направлении можно считать миф об Алкмеоне в Пиф. 8, уже нами рассматривавшийся: здесь опущены и Р, и даже Д , так что, по существу, перед нами просто мифологический пример (двучленный), взятый в кольцевую рамку; ты не посрамил предков, говорит поэт победителю, и поэтому о тебе можно сказать то же, что сказал Амфиарай: об Алкмеоне то-то, а об Адрасте то-то; таково Амфиараево слово, и по этому слову я, поэт, всегда чту Алкмеона (Пиф. 8, 35–60).

Усложнение трехчленного звена СДР достигается удвоением какого-либо из его членов, чаще всего Р (так как результаты действия могут быть множественные – и ближние, и дальние), но иногда также и Д . Так как Р в кольцевом повествовании всегда служит откликом на кефалайон, замыкающим кольцевую рамку, то удвоение Р является как бы удвоением концовки, удвоением отклика на зачин, дополнительным подкреплением композиционного принципа. Так, в мифе о Диоскурах (Нем. 10) кефалайон сообщает: «день они живут на Олимпе, а день в Аиде» ( Р ), затем следует описание гибели смертного Кастора ( С ), мольба бессмертного Полидевка к Зевсу не разлучать их ( Д ), ответ Зевса ( P1 ) и решение Полидевка ( Р2 ). Так, в мифе о Кирене (Пиф. 9) кефалайон сообщает: «Кирену взял в жены Феб» ( Р ), а затем говорится: она была девой-охотницей ( С ), и Феб, увидев ее, воскликнул: «что мне с ней делать?» ( Д ), и Хирон, усмехнувшись, ответил ему: «взять ее в жены» ( Р1 ), и Феб так и сделал ( Р2 ). В мифе об Иксионе (Пиф. 2) удваиваются не только результат, но и действие: Иксион распят на колесе ( Р ), потому что он согрешил и наказан ( Д, Р ): он убил родича ( Д1 ), он посягнул на Геру ( Д2 ; здесь вставлена размежевывающая сентенция) и за это был обманут тучею ( Р1 ) и казнен распятием ( Р2 ). То же самое происходит и в мифе о Корониде, вставленном в миф об Асклепии (Пиф. 3): здесь упоминается учение Асклепия у Хирона (кефалайон- A .), рождение Асклепия от казнимой Корониды (кефалайон- К . с заключительной сентенцией), затем говорится, как Коронида согрешила против Аполлона умыслом ( Д1 ) и делом ( Д2 ; в промежутке – размежевывающая сентенция, 19–23), и Аполлон узнал об этом ( Р2 ) и наказал за это ( Р2 , заключение подчеркнуто сравнением); тогда-то и был рожден Асклепий ( Р3 , отклик на кефалайон- К .) и отдан на воспитание Хирону ( Р4 , отклик на кефалайон- A .). О том, что в обеих последних одах кольцо рассказа дополняется довеском-послесловием (в Пиф. 2 о Кентавре, рожденном от Иксиона, в Пиф. 3 о гибели Асклепия), уже говорилось выше.