Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция

Из этих двух композиционных типов мифологического рассказа простейшим, конечно, является перечневый. По существу, это не что иное, как нанизывание подряд нескольких примеров на одну тему. Понятно, что тема, допускающая набор нескольких примеров, может быть лишь очень общей; обычно это хвала городу. Такие хвалебные каталоги, по-видимому, с самого начала были общедоступной формой орнаментального зачина; по преданию, Пиндар еще один из самых ранних своих гимнов для Фив начал: «Что воспеть нам? Исмена? или Мелию о золотом веретене? или Кадма? или спартов, племя святых мужей? или Фиву в синем венце? или все превозмогающую силу Геракла, или щедрую славу Диониса, или свадьбу белорукой Гармонии?..» (отр. 29), – за что будто бы и получил выговор от старшей поэтессы Коринны: «Сей, Пиндар, не мешком, а горстью!» Тем не менее в достаточно позднем эпиникии фиванцу Стрепсиаду (Истм. 7, после 457 года) Пиндар ставит в зачин почти в точности такой же каталог фиванских героев (Дионис, рождение Геракла, Тиресий, Иолай, спарты, отпор Семерым и т. д.); Нем. 10 в честь аргосского борца начинается таким же каталогом аргосских героев (Персей, Эпаф, Гипермнестра, Диомед, Амфиарай, Адраст с отцом и, наконец, Амфитрион, хвала которому занимает треть всего перечня, – сейчас мы увидим, что это не случайность); а в начале эпиникия коринфянину Ол. 13, 18–23 помещен каталог изобретений, сделанных коринфянами на благо эллинства (дифирамбическая поэзия, конская узда, акротерии над фронтонами храма).

Не орнаментом, а сюжетным ядром стихотворения перечень оказывается у Пиндара гораздо реже: всего три раза. (Правда, Р. Гамильтон пытается свести к перечневому типу все 11 эгинских од, но это удается ему лишь ценой самых неубедительных натяжек.) Наиболее четок перечневый принцип в оде Истм. 5 в честь Филакида Эгинского. Как обычно в эгинских одах, мифологическая часть здесь опирается на похвалу городу победителя и его местным героям Эакидам (тема заявлена в стк. 20: «Невкусна мне песня без Эакидов!»); но начинает поэт издали: сперва дает перечень героев четырех других городов (Мелеагр с Тидеем в Калидоне, Иолай в Фивах, Персей в Аргосе, Диоскуры в Спарте, 28–33), затем перечень двух славнейших подвигов эгинских Эакидов (две Троянские войны, «вслед Гераклу и вслед Атридам», 34–37) и, наконец, перечень четырех побед славнейшего Эакида, Ахилла, в этой второй войне (над Кикном, над Гектором, над Мемноном, над Телефом, 38–42); последний перечень выделен риторическими вопросами, и они служат как бы сигналом, что это звено в перечне последнее («фокус», по терминологии Гамильтона). Таким образом, большой каталог как бы составляется здесь из трех маленьких каталогов.

То же самое, но с меньшей четкостью мы находим в Нем. 3: короткий перечень деяний двух старших Эакидов, Пелея и Теламона, подводит здесь к длинному перечню деяний младшего Эакида, Ахилла, а он в свою очередь распадается на перечень охотничьих подвигов юности и ратных подвигов зрелости, между которыми вдвинут (выделенный высказыванием от первого лица) маленький перечень соучеников Ахилла у Хирона. Таким образом, и здесь каталог составляется из каталогов, но первое звено его сокращено до размеров вступления ко второму звену, которое служит «фокусом».

Наконец, в оде Нем. 4 мифологическая часть открывается дробным перечнем знаменитых Эакидов (6 имен в 8 стихах), а за ним следует пространный рассказ о Пелее, перечисляющий только два его деяния (искушение от Ипполиты и брак с Фетидой); таким образом, и здесь перед нами каталог с расширенным «фокусом», но расширенное звено уже вряд ли воспринимается как каталог в каталоге. Перед нами как бы на глазах происходит разложение перечневой композиции: сперва малые перечни в составе большого равноправны, потом соподчинены, потом начинают исчезать, уступая место другим композиционным приемам. Достаточно сделать еще один шаг – и перечень останется лишь кратким вступлением к основной, уже не перечневой, а кольцевой части мифологического рассказа; так построены, например, миф об Эакидах и Пелеевой свадьбе (опять!) в Истм. 8 и миф о коринфских героях и Беллерофонте в Ол. 13. Но, чтобы говорить об этих гибридных формах, нужно сперва познакомиться с формами кольцевой композиции в ее чистом виде.

Теоретически рассуждая, самой строгой формой кольцевой композиции была бы концентрическая: мысль поэта, коснувшись какого-то мифологического мотива (кефалайон), постепенно отступает от него в прошлое, к его истокам, а потом оттуда в той же постепенности вновь возвращается к нему. Образец такой композиции у Пиндара есть: это маленькая ода Пиф. 12 в честь пифийского победителя на флейте; по этому поводу Пиндар рассказывает легенду о происхождении музыкальной формы (ближе неизвестной), носившей название «многоглавый напев» и будто бы впервые сочиненной самой Афиной по образцу стенаний Горгон по своей обезглавленной сестре Медузе. В схематическом пересказе ход рассказа Пиндара таков: «Флейтист-победитель всех превзошел (6, А ) в том напеве, который подслушала Афина (11, Б ), когда Персей убил Медузу (12, Б ), чтобы ее каменящим взором наказать обидчиков своих и своей матери (13, Б ). Да, он одолел чудовищ (14, В ) и наказал обидчиков (16, Б ), ибо сумел обезглавить Медузу (18, А ); и когда он это сделал, то Афина сложила на флейте песнь, подобную плачу сестер-Горгон (21)». Таким образом, последовательность событий, упоминаемых в этих 16 стихах, имеет вид А-Б-В-Б-В-Б-А , где А – создание напева, Б – убийство Медузы, а В – расправа с врагами; симметрия идеальная, но легко видеть, каким сложным движением мысли она достигнута. Поэтому неудивительно, что такой строгий концентризм обычно в кольцевой композиции не выдерживается. У Пиндара его можно встретить, кроме данного места, разве что в первом мифе оды Пиф. 4, где мотивы ( А ) победы Аркесилая Киренского, ( Б ) оракула Батту, основателя Кирены, ( В ) пророчества Медеи об оракуле Батту, ( Г ) знаменья Посейдона аргонавтам, послужившего поводом для пророчества, и ( Д ) обстановки, в которой явилось это знаменье, чередуются в последовательности А-Б-В-Г-Д-Г-В-Б-А ; да и здесь ход рассказа оказывается так сложен, что нет уверенности, что эта симметрия ощущалась в реальном восприятии 33 33 Ruck C. A. P., Matheson W. Н. Pindar: selected odes. Ann Arbor, 1968. . К этой оде мы еще вернемся.

Поэтому обычно кольцевая композиция появляется в мифе эпиникия в облегченном виде: опускается самый трудный для разработки участок ретроспективного движения мысли от кефалайона к истоку событий и дается только поступательное движение мысли от истока событий к кефалайону, кольцо получается как бы с разрывом. Кефалайон при этом может быть двоякого рода: «кефалайон-сумма» и «кефалайон-результат».