Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

16 июня в «Preußischer Staatsanzeiger» было опубликовано подготовленное Бисмарком воззвание Пруссии к немецкому народу [1215]. В нем было сказано, что вследствие раздробленности и политической слабости всей Германии, Германский союз безосновательно был использован Австрией против Пруссии, выступившей с инициативой мирного реформирования Союза. По причине состоявшегося 14 июня голосования Союзного сейма, по итогам которого большинство членов Союза «высказалось за войну с Пруссией», объявлялся роспуск Германского союза и прекращение действий прежних союзных договоренностей. Вместе с тем, в воззвании было провозглашено, что прусская армия, вступая в пределы других государств, не является врагом населения этих государств. Знаковой была фраза: «Осталась только одна основа Союза – живое единство немецкого народа, и долг правительства и народа найти для этого единства новое жизненное выражение». Чтобы усилить эффект воззвания, Бисмарк заменил употребленное его секретарем Абекеном слово «население» (Bevölkerung) на слово «народ» (Volk). Он как будто специально играл на различии в этих терминах. Жителей отдельных государств он называл населением, а всей Германии, пусть еще пока и раздробленной, – народом. Как же прав был посланник великого герцогства Баден в Союзном сейме Роберт фон Моль, который еще в середине декабря 1862 г. писал, что для обострения отношений с большинством членов Германского союза Бисмарк использует как раз вопрос о реформировании союза, что, самостоятельно покинув Германский союз, Пруссия будет стремиться к тому, чтобы из его состава вышли государства Северной Германии, и что роспуск Германского союза приведет, скорее всего, к вооруженному конфликту [1216].

В эти дни прусская политика, казалось, испытала в Петербурге мощный медийный натиск. «Journal de St.-Petersbourg», обвинял прусскую официальную газету, опубликовавшую это воззвание, в том, что она «говорит языком революционеров» [1217], и жестко критиковал политику прусского королевского правительства и особенно поведение Бисмарка, сравнивая его с французским революционером Ж. Ж. Дантоном. Стали распространяться слухи о мобилизации российского военного лагеря под Калишем и направлении российской армии к западной границе [1218], а также о том, что Россия и Франция едва ли согласятся на дальнейшее усиление прусской агрессии в Австрии [1219].

На этом фоне Редерна удивило отсутствие воинственной риторики у Горчакова, демонстрировавшего в настоящий момент «не враждебное по отношению к Пруссии поведение». Возможно, это было связано с тем, что, по мнению Редерна, «российское правительство, а также императорский Двор еще не могут освободиться от той мысли, что Пруссия в качестве встречной услуги должна вести свою политику в российских интересах» [1220].

На следующий после публикации воззвания день, 17 июня, Австрия объявила Пруссии войну [1221]. 20 июня Италия объявила войну Австрии [1222], а 21 июня итальянское дело поддержала Пруссия, вступив в войну против Австрии [1223]. Германия оказалась в состоянии братоубийственной войны, как еще в немецкой историографии справедливо называют Австро-прусскую войну 1866 г.

На стороне Австрии воевало 12 государств, среди которых были четыре германских королевства: Бавария, Ганновер, Саксония, Вюртемберг. Пруссия заручилась поддержкой 17 мелких государств севера Германии. Весь бывший Германский союз был охвачен пламенем войны. «Масштабы только что начавшейся борьбы между двумя великими германскими державами не позволяют предугадать, в какой ситуации окажется Европа» [1224], – делился своими мыслями с Александром II Горчаков. В своей монографии Л. Галл задавался вопросом: «Что это была за война? Германская «братская война»? Первая война за объединение? Кабинетная война 18 века методами 19 века? Выбранный выход из внутреннего конфликта? Или же, исторический фатум, следствие гибельной, мирными средствами более не регулируемой констелляции?» [1225]. Этот сравнительный список можно было бы продолжить, однако очевидно то, что каждое из этих определений по-своему подходит для характеристики вспыхнувшей войны, в расширении которой не были заинтересованы остальные великие державы.

В день объявления Пруссией войны Австрии, 21 июня, Бисмарк писал Гольцу в Париж о прусских целях: « Наши целине изменились, <���…> мы неусыпно стремимся к необходимому для нашего положения и для настоящего политического равновесия положения в Северной Германии, а в Южной Германии мы не думаем о влиянии, большем, чем в прежних отношениях» [1226]. Учитывая особенности географического положения, Пруссии пришлось позаботиться о своих границах. Заслугой дипломатического искусства прусского министра-президента явился тот факт, что Пруссии не пришлось отправлять на западный фронт ни одного батальона войск – рейнские земли были в безопасности от возможного вторжения со стороны Франции.

В безопасности находились и восточные границы Прусского королевства, в чем Бисмарк был убежден благодаря активным дипломатическим переговорам с Петербургом накануне войны. Приходившая в эти дни от Редерна информация из Петербурга подтверждала отсутствие воинственных планов у России, положение которой «требовало внешнего спокойствия, проведения строгой экономии» и нейтралитета [1227]. Нарушение ею этого нейтралитета было возможно лишь в случае эскалации восточного вопроса, о чем писал уже Швейниц [1228].

Правильность этих сведений прусских представителей в Петербурге и сделанных Бисмарком выводов подтверждается информацией, которую Горчаков в это время передавал в своих письмах за рубеж: «Император решил сохранять строгий нейтралитет до тех пор, пока на карту не будут поставлены интересы России» [1229]. Это придавало уверенность Бисмарку. В предписании Гольцу 26 июня он отмечал: «Мы не имеем ни малейшего повода сомневаться в изменении нейтральной позиции России и ее сближении с Австрией. Австрийско-славянская правительственная пресса только пускает слух» [1230].

В это время в российской прессе стало меньше гневных выпадов в адрес Бисмарка. «Санкт-Петербургские ведомости» в номере от 22 июня [1231]называли юридическое право, регулировавшие отношения в Германском союзе «отжившим и стеснительным <���…> которое и без того нарушается или эксплуатируется одной заинтересованной стороной в ущерб другой». Отмечалось, что идею реформирования таких отношений Бисмарк высказывал, еще будучи прусским посланником в Петербурге. Столичная газета «отдавала справедливость его (Бисмарка – В. Д.) искусству и ловкости. Все, что можно было сделать теперь для разделения австрийских сил и для безопасности с французской стороны, очевидно, было подготовлено им заранее».