Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Эту хрупкую, но очень важную для Берлина петербургскую политику «справедливого баланса в положении вещей, которую мы демонстрируем Франции и Пруссии, чтобы для одной стороны и для другой стороны наши советы и мнения сохраняли дружественный оттенок», [1306]еще можно было удержать скорейшим заключением мира без излишних требований с прусской стороны. В этом Бисмарку помог его политический противник: прусский кронпринц Фридрих Карл. Выступая с самого начала против войны с Австрией, он согласился оказать Бисмарку помощь в ее окончании. После трудного разговора с сыном Вильгельм I был «вынужден <���…> после столь блестящих побед, одержанных армией, вкусить горьких плодов и принять столь постыдный мир» [1307].

22 июля между начальником прусского Генерального штаба генералом Х. фон Мольтке и бывшим австрийским военным министром генералом А. фон Дегенфельд-Шонбург было подписано соглашение о временном прекращении огня [1308]. Это соответствовало требованиям времени и настроениям в кабинетах европейских великих держав, что доказывают слова Горчакова из письма Будбергу: «Главный интерес Европы заключается в том, чтобы как можно скорее прийти к миру, предотвратив более общую конфронтацию» [1309].

По прошествии 4 дней в Никольсбурге, прусской Главной квартире, Бисмарк и австрийский посол в Берлине Карольи подписали прелиминарный мирный договор, который должен был стать основой для подготовки окончательного мирного договора [1310]. Корреспондент «Allgemeine Zeitung» в Петербурге отмечал, что в российской корреспонденции «о поражении Австрии нет и ни слова, напротив, высоко оцениваются прусские успехи» [1311].

Завершение войны обозначило появление новых реалий в Европе. «Возникает новый порядок вещей – новые отношения, новые интересы, новые силы и с тем вместе – новые задачи для политики России», – писали «Московские ведомости» [1312]. В строго конфиденциальном письме Горчакову Убри высказывал свои опасения по поводу того, что «после реорганизации Европы к европейским державам прибегли бы лишь для формы, и их вмешательство не было бы значительным, но лишь протокольным» [1313]. Учитывая состояние европейских дел, Убри продолжал: «Наша роль посредника стала бы благом для Европы. Это настолько верно, что большинство представителей второстепенных государств Европы боятся нашего молчания и ждут с нетерпением новости о нашем участии в текущих переговорах» [1314]. Интересную заметку в связи с этим опубликовала «Крестовая газета» в начале августа: «Различными южногерманскими дворами предпринимаются теперь попытки заручиться поддержкой России в представлении их интересов в ходе дальнейших переговоров с Пруссией» [1315].

В этих условиях Александр II, перехватил инициативу у Наполеона III и выступил с собственным предложением о посредничестве в процессе урегулирования конфликта, с чем, правда, Горчаков просил его повременить, чтобы разобраться с расстановкой сил на континенте [1316]. Об этом Бисмарку стало известно 24 июля [1317].

27 июля российские представители в Берлине, Австрии, Париже, Лондоне и Флоренции были уполномочены заявить о российском предложении посредничества в проведении мирной конференции или даже «конгресса» [1318].

Бисмарк готовил срочный ответ в российскую столицу [1319]. В своем обращении он сообщал Петербургу о нежелании Пруссии участвовать в войне с самого начала, о согласии обсудить австро-прусские противоречия на мирном конгрессе, с инициативой проведения которого еще до войны выступал Наполеон III. В настоящих условиях Пруссия не могла отказаться от завоеванного. Теперь Бисмарк смог применить уже проверенный в Дании маневр. Он указал Петербургу на то, что понесенные Пруссией жертвы, сам факт войны, угрожавшей государственному существованию королевства, – все это не позволяло официальному Берлину сделать достигнутые с таким трудом в ходе войны успехи «зависимыми от решения конгресса». Бисмарк убеждал Петербург, что сохранение шаткого перемирия и согласие Пруссии на предстоящий конгресс возможны лишь при формулировании четких условий мира, которые удовлетворят прусские интересы. Несколько вызывающе звучала переданная Бисмарком просьба Вильгельма I Александру II, «чтобы Россия не предпринимала никаких последующих действий в направлении конгресса, не посоветовавшись с нами».

В письме королеве Вюртембергской Ольге Николаевне Горчаков справедливо отмечал, что «положение трудное. Пруссия вожделеет почти без сопротивления; Австрия уничтожена и подписывается на все; Англия инертна и молчалива; наконец Франция перескакивает с одной мысли на другую. Именно в связи последним обстоятельством мы надавили» [1320]. Но надавили не совсем удачно. Европейские державы, лишь за исключением Португалии [1321], не поддержали российский проект конгресса. Поведение Бисмарка в отношениях с дорогим ему союзником становилось более уверенным. К тому же накануне российского предложения о посредничестве Наполеон III заверил Будберга о своем желании участвовать в урегулировании территориальных вопросов в Европе, но позже сообщил, что инициатива конгресса должна исходить от воюющих сторон. С учетом отказа от проведения конгресса Пруссии, положительного мнения лишь одной Австрии было недостаточно [1322].

Используя неудачу российского предложения, Бисмарк в очередной раз через Швейница доносил до Александра II мысль, что «без революции в Пруссии и Германии мы никоим образом не можем отказаться от плодов нашей победы, завоеванной под угрозой нашего собственного существования, или сделать оформление Германии зависимым от решений конгресса». Бисмарк также писал, что в случае активного вмешательства заграницы во внутренние дела Германии, он стал бы советовать королю «высвободить для противостояния национальные силы Германии и соседних с ней стран» [1323].

Складывающуюся между Пруссией и Францией симпатию, вследствие которой позиция Бисмарка становилась все более независимой, в России не воспринимали всерьез. «Московские ведомости» отмечали: «Всякое соглашение и всякий союз между новой Пруссией и Францией будут покоиться лишь на искусственных и совершенно непрочных основах и комбинациях. Очень может быть, что и теперь уже имеются в виду подобные комбинации; но едва ли они могут иметь какую-нибудь будущность» [1324]. Тем не менее, в Петербурге эту показную симпатию извечных противников решили ослабить.

3 августа Редерн отправил в Берлин телеграмму [1325], содержание которой не могло не обрадовать Бисмарка. Оставаясь несогласным с изменением карты Европы фактически без согласования с нейтральными великими державами [1326], но принимая во внимание уклончивую позицию Англии и Франции в отношении своего искреннего желания провести мирную конференцию, Александр II отказывался в дальнейшем поддерживать эту миротворческую идею [1327]. «Мы планировали другой путь, – писал Горчаков, – но вскоре мы осознали, что были не на своем месте в сегодняшней Европе» [1328]. Об этом вскоре стало известно и во Франции. Парижский корреспондент «Allgemeine Zeitung» сообщал, что «петербургский кабинет очень быстро изменил свою позицию на противоположную и теперь заявляет, что он также мало желает апелляции к европейскому трибуналу, как и другие великие державы» [1329].