Ирина Полякова - Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Каноны научной коммуникации нечувствительны к этим новым правилам. Для науки естественной является ориентация на стандарты интеллектуальной оценки и верификации доказательств, принятые в научном сообществе, как на универсальные, поскольку они проистекают из человеческого разума. Однако неформальное знание в социальных сетях оперирует другими системами аргументации и верификации, основанными на здравом смысле и демократическом коммуникативном опыте. Последний исходит из равноправия точек зрения в условиях декларации свободы мнений и настаивает на формальном равенстве оппонентов независимо от уровня их компетентности. В этих системах искомое качество информации — достоверность — определяется не методологическими когнитивными процедурами, а характером отношений между контрагентами — независимый эксперт, незаинтересованный в прямой выгоде, имеет большую квоту доверия, чем представитель утверждающей корпорации.

Конкурируя с наукой в борьбе за умы, лженаука активно использует приемы и инструменты мифологизации в продвижении своих учений. Важнейшим среди них является концепт правды, которым подменяется методологическое понятие истины в науке. Правда, как известно, этическая категория, интегрирующая истину и справедливость. Коннотативный строй правды — высшее благо, победа над неверными, восстановление порядка — детерминирует лексическую сочетаемость в мифологическом дискурсе лженауки. «Правда» всегда настоящая и подлинная, сокровенная и скрываемая. Таким образом, дискурс лженауки имплицитно конструирует мифологему, подкрепляющую понятие, в соответствии с которой «Правда» является сущностью высшего порядка, у нее есть враги и гонители, этически негативные и воплощающие Зло; сторонники правды обладают этическим же превосходством над ее противниками. Эта дискурсивная практика особенно наглядна в условиях социальных сетей, максимально приблизивших письменную коммуникацию к неформальной устной речи. Апологеты лженаучных концепций позиционируют свою точку зрения как гонимую, скрываемую «официальной» наукой правду, развивая самую распространенную коммуникативную стратегию мифоприменения концепта «Правды». Правда (знание о вреде ГМО — продуктов, внеземном происхождении человечества или строительстве египетских пирамид…) существует. Содержательно она сводится к тому, что научно — обоснованные технологии способны сделать людей мутантами, уничтожить их фертильность или искалечить иным чудовищным образом. Эксперты от науки знают правду, но скрывают ее, злонамеренно или по недалекости. Этих нерадивых агентов правды можно привлекать к легитимации Правды косвенно, через одобрение ими менее значимых истин, если взывать к их совести и задабривать их самолюбие. Эта стратегия вынужденной умеренной кооперации во имя высших/ общих целей сменяется агрессивной обороной в стане врага.

Экспрессивный субъективизм лженаучного дискурса позволяет отнести его к проявлениям феномена постправды. В научной литературе постправда трактуется как самостоятельный концепт медиадискурса, обладающий отрицательными коннотациями и подчеркивающий влиятельность интерпретаций по сравнению с фактографией [177] См.: Корецкая О. В. Концепт post-truth как лингвистическое явление современного англоязычного медиадискурса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. № 7–3 (73). С. 136–138. . Однако суть постправды сводится к вере, для которой принципиально личностно — эмоциональное отношение к предмету сообщения. Постправда совмещает глобальное с приватным, разоблачение секретов и раздувание скандалов создает близких и понятных героев в условиях дефрагментации жизненного пространства личности.

Постправда как трансляция субъективности основана на репрезентации личного субъективного опыта познания мира, то есть ее ядром является обычное знание, на платформе которого формируется личная история, личный опыт и личная правда, подменяющие объективные данные. Постправда — это не забвение истины, это следствие избытка информации, когда в ее массивах можно ориентироваться только через полную активизацию всех когнитивных способностей человека. Эмоционально окрашенное отношение выступает фильтром для потоков разнородного контента. Через постправду люди и познают, и, одновременно, выражают себя, создают идентичности и вступают в коллективные действия.

Хотя само понятие постправда первоначально характеризовало информационную политику институциональных акторов (преимущественно правительств), в цифровой медиасфере производство постправды имеет коллективный характер. Уже в 2005 г. концепция Web 2.0 была переориентирована на интерактивность пользователей, предполагающее создание активными (не профессиональными) участниками сети, ради которого большинство пользователей и приходят в сеть. Социальные сети усилили эту тенденцию, включив рядовых обывателей не только в процессы тиражирования сообщений, но и в их создание. Исходные сообщения, фабрикуемые по инициативе политиков постправды для контроля над общественным мнением, рассыпаются в миллионах постов и комментариев.

Дискурсы социальных сетей автоматизированы. Алгоритмы создания и систематизации контента, опираясь на информацию о пользовательских предпочтениях и пользовательских группах, обеспечивают персонализацию содержания, распределяя контент в соответствии с психологическими и идеологическими особенностями мировоззрения пользователя. Настройки новостных лент в социальных сетях, работающие по принципу информационных пузырей [178] См.: Pariser I. The Filter bubble: What the Internet Is Hiding from You. — London: Penguin Books Limited, 2011. 294 p. , дробят контент на индивидуальные нанодискурсы, непрерывно сообщающиеся друг с другом. Работа Интернет — фильтров сама по себе приводит к тому, что пользователь лишен доступа к альтернативным точкам зрения, его личное информационное пространство замыкается на его собственных интересах. Обычное знание, лежащее в основе пользовательстких медиатекстов, только усиливает и укрепляет этот тренд субъективизации и персонализации контента.

Интенсивное развитие социальных медиа увеличивает включенность пользователей в производство знаний. Массив производимого ими контента вытесняет классические СМИ из структуры обращаемости по общественно — политическим и аналитическим сведениям. Мнения пользователей социальных сетей становятся основным источником информации для большинства населения планеты, влияют на адресованный науке государственный заказ и детерминируют заказ социальный, в рамках краудфайдинговых проектов инспирируя современные аналоги «гаражной науки»: биохакинг, трансгуманистические и гик — движения. Пользовательские мнения сами по себе являются специфической формой повседневного знания, обладающей особыми дискурсивными правилами производства, системами верификации и авторитетов. Будучи слабо чувствительным к критериям научного знания и конгруэнтным к манипулятивным технологиям масс-медиа, неформальное знание социальных сетей выступает средой конкуренции научного и лженаучного знания, прямо влияющей на эффективность диалога науки и общества.