Ирина Полякова - Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Во — вторых, нарративы — как входящие в мифологический сюжет, так и сами по себе — играют ключевую роль в символической презентации, в формировании чувства принадлежности к определенной общности, действуя, таким образом, как идентификационные интеграторы. Например, миф о советском человеке использовался политической элитой для легитимации своеобразной автохтонности нации, проживающей на территории СССР, для формирования советской идентичности, а также выступал как дополнительный фактор при утверждении советской идеологии.

Следует заметить, сам по себе нарратив выступает лишь в качестве инструмента в руках политических мифотворцев. Ключевое значение имеет модальность нарратива, то есть то, в какой степени он усиливает, или же ослабляет тот или иной миф. Иначе говоря, нужная или правильно выбранная модальность нарратива позволяет легче достигать политическому мифу своих целей (а целей у политического мифа может быть много: это и упрочение власти, и формирование идентичности, и трансляция ценностей и т. п.).

И здесь, в качестве средства преодоления конфликта между уровнями мифа нарратив выполняет примерно ту же функцию, что и классический миф у К. Леви — Строса: «…миф обычно оперирует противопоставлениями и стремится к их постепенному снятию — медиации» [252] Леви-Строс К. Структурная антропология; пер. с фр. — М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 235. . Но меняются инструменты и противоположности, между которыми осуществляется медиация. Теперь место классического мифа в роли медиатора занимает включенная в сюжет, в канву риторическая фигура нарратива, а средства массовой коммуникации только способствуют активному распространению и тиражированию политически уместных слов и выражений. В результате сегодня в России мы встречаем слова «общественная организация» вместо слова «партия»; «патриотизм» вместо, например, «либерализм» или «социализм». Такой подменой обеспечивается близость к корням, близость к «архаическому» уровню. Ведь в первом случае апеллируют ко всему обществу, а не к какой — либо социальной группе, а во втором случае — к отечеству, а не к идеологии. А понятие имперскости заменяется рассуждениями о славе, победе, героическом прошлом (в том числе и советским прошлом).

Можно с уверенностью констатировать, что нарративы играют ключевую роль в процессах мифотворчества и мифологизации, выступая в качестве связующего элемента между двумя уровнями современного мифа — «архаическим» и «конъюнктурным» («инструментальным»), и наиболее отчетливо это заметно на примере политических мифов.

Существующее разнообразие форм проявления социального мифа свидетельствует о том, что выделить конструктивные функции мифа, так сказать, в «чистом виде» оказывается практически невозможно. Виной тому именно современная медиасреда, в которой легко искажаются смыслы и содержание одних и тех же мифологических сообщений. Социальные мифы эпохи информационного общества становятся полностью открытыми. Открытыми в том смысле, что полностью противоположны так называемым закрытым мифам (closed myths), которые, по мнению К. Боттичи, дают определенный ответ, стремясь к элиминированию случайностей [253] Bottici C. A. Philosophy of Political Myth. — Cambridge: Cambridge University Press, 2007. P. 199. . Открытыми в том смысле, что могут быть наполнены самыми разнообразными идеями и выступать в качестве генераторов тех или иных общественных умонастроений и социальных движений.

Ключевой социально — политической задачей в настоящее время является обеспечение трансляции объективной картины мира, редукция негативных и деструктивных социальных и политических мифов к малозначащим шаблонам и стереотипам. Помочь в этом может понимание механизма работы социального мифа, а также того факта, что многие политические идеологии и концепции берут социальный миф на вооружение, эксплуатируют его свойства в политической деятельности.

Грамотное нахождение и конструирование дополнительных смыслов посредством имперского социального мифа и апеллирование к этим смыслам при реализации государственной политики (особенно, применительно к Российской Федерации, при реализации национальной политики) может получить отклик со стороны населения, что позволит в полной мере использовать огромный потенциал мифосимволики имперского прошлого, в том числе и советского прошлого, и даже успешно экспортировать привлекательные имперские мифы и символы в идеологически дезориентированные страны.

Итак, в данном параграфе нами была рассмотрена специфика политической мифологии, демонстрирующая практические проявления «конъюнктурного» («инструментального») уровня социальной мифологии. Такой «метауровень» политической мифологии как имперский миф характеризуется своим мифосимволизмом. Трансляция мифосимволики в медиасреде, с одной стороны, конкретизирует миф, с другой — открывает пространство для самых разнообразных — от позитивных до негативных — интерпретаций социально — политических событий. Особое значение для современной российской действительности имеет мифосимволика советского прошлого, а соответствующие нарративы способны обеспечивать необходимую модальность мифа, то есть степень его воздействия.

Затянувшийся характер трансформации российского общества продолжает актуализировать травматическое или скорее посттравматическое сознание, ключевым событием которого оказывается распад Советского Союза. В этом отношении позиция Президента России Владимира Путина, полагающего, что распад СССР был «крупнейшей геополитической катастрофой века» [254] Путин В. В. Распад СССР — крупнейшая геополитическая катастрофа века. [Электронный ресурс]. URL: https://regnum.ru/news/444083.html (дата обращения: 15.01.19). во многом отражает состояние и представления массового сознания в современной России. И действительно, как показывают результаты социологических исследований [255] От Ельцина до Путина: три эпохи в историческом сознании россиян. — М.: ВЦИОМ, 2007. 224 c. , «консервативная революция» в современной России во многом связана с массовой ностальгией по советскому времени. Однако, в какой степени ностальгические образы советского времени и само травматическое сознание, связанное с событиями распада СССР являются социальными конструкциями? Можно ли сказать, что, приближаясь к 30 — летию даты распада СССР, мы сталкиваемся с культурной травмой, связанной с распадом Советского Союза, которая в семантическом поле современной России зачастую маркируется как «крах СССР», «гибель великой империи», «развал единого Советского Союза», «крупнейшая геополитическая катастрофа века»? Данный параграф представляет собой результаты анализа трансформации культурной травмы, связанной с распадом СССР в современной российской медийной среде. На примере крупнейших телевизионных проектов, посвященных событиям распада СССР, мы постараемся выявить особенности интерпретации и конструирования культурной травмы, связанной с событиями 1991 года.