Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

Это та форма представления антисемитизма, которая, насколько это касается Розенберга, не была истребительной по характеру, но которая представляла большевизм находящимся в руках финансовых капиталистов, что позволила Гитлеру более полно интегрировать антибольшевизм в свою собственную изначально антикапиталистическую форму антисемитизма.

Хотя в конечном счёте это изменится, Розенберг всё ещё выражал про-русские чувства в ранние годы его взаимодействия с Гитлером. 21 февраля 1921 года Розенберг опубликовал статью в Auf gut Deutsch , которая доказывала, что «Русские и немцы — самые благородные народы Европы; […] они будут зависеть друг от друга не только политически, но также и с культурной точки зрения».

Другие идеи, происходившие из царской России, иногда попадали к Гитлеру косвенным путём, через Дитриха Экарта, на которого сильно влияли множество личных контактов, что были у него с тех пор, как первые русские «белые» эмигранты появились в Мюнхене. Уже в марте 1919 года он утверждал в Auf gut Deutsch , что «у немецких политиков едва ли есть другой выбор, чем войти в союз с новой Россией после устранения большевистского режима». В феврале 1920 года он заявлял, что русские люди, подавляемые еврейскими большевиками, были естественными союзниками Германии. «То, что Германия и Россия зависят друг от друга, не подлежит какому-либо сомнению», — писал Экарт, делая акцент на необходимости для немцев связаться с «русским народом» и поддерживать его против «нынешнего еврейского режима» в России.

На Экарта, как и на многих других людей среди националистически настроенных ( völkisch ) правых в Германии, оказывали влияние «Протоколы сионских старцев» — поддельное описание заговорщической международной организации, посвятившей себя установлению еврейского мирового правления. «Протоколы» едва ли имели какое-либо влияние в Германии предвоенной и военного времени. Однако, когда российские эмигранты привезли с собой копии в Германию после войны, они были переведены на немецкий язык и быстро приобрели известность в правых кругах.

Трудно определить меру роли Альфреда Розенберга и Дитриха Экарта в повороте Гитлера на Восток. Его сдвиг к Востоку определённо начал происходить в то время, когда балтийские немцы и «белые» русские эмигранты впервые появились в Мюнхене. Однако трудно сказать, было ли появление Розенберга и других на сцене основной причиной поворота Гитлера на Восток и к антибольшевистскому антисемитизму; или же его интерес к Розенбергу и, соответственно, к Шойбнер-Рихтеру был результатом сдвига в его мышлении в сторону Востока. Другими словами, трудно сказать, произошёл ли культурный перенос идей на спинах миграции в Баварию Розенберга и других эмигрантов из России, или эволюция радикальных правых идей в России и в южной Баварии шли в связи друг с другом. Вкратце, трудно определить, имелись ли специфические русские корни в национал-социализме и в мышлении Гитлера.

Что делает почти невозможным сказать, был ли сдвиг к заговорщическому антисемитизму, ассоциируемый с Розенбергом и русскими правых убеждений, делом рук Розенберга и его партнеров, это то, что их идеи не были ни новыми, ни ограниченными Россией. Такие чувства, выражавшиеся после Первой мировой войны, существовали прежде и кочевали из страны в страну перед войной. Таким образом, определённо возможно найти немецкое доморощенное воплощение антисемитизма, которое выглядит очень сходно с таковым у правых русских. Тем не менее, в случае Гитлера трудно прийти к какому-либо иному заключению, чем сказать, что это через Розенберга и других среди втекающей волны балтийских немцев и «белых» русских Гитлер явно подвергался идеям преувеличенного заговорщического антисемитизма.

Более важно то, что через этих эмигрантов Гитлер был свидетелем существования прямо перед его глазами симбиозной немецко-русской группы, что снабдило Гитлера воодушевлением в его поиске ответа на проблему — как создать Германию, которая никогда снова не проиграет большую войну. В то время он не проявлял каких-либо явных анти-славянских чувств; его расизм всё ещё принимал довольно избирательную форму. Казалось, что на него больше влияет наследие близких отношений немецких и русских консерваторов, относящееся к дням Екатерины Великой, немецкой женщины, которая правила Россией в конце 18 столетия, чем антиславянские чувства, с которыми он встретился в довоенной Вене.

Гитлер едва ли столь явно обратился бы к Розенбергу и Шойбнер-Рихтеру, как он это сделал, если бы их идеи не дополняли его ранее существовавших идей. Подобным образом, к этим двоим едва ли Гитлер продолжал бы относиться как к имевшим чрезвычайную важность, если бы он прежде уже полностью развил свои идеи о Востоке и о восточных евреях.

Русское влияние на Гитлера имело значение в той мере, в какой он столкнулся с балтийскими немцами и «белыми» русскими и их идеями в то время, когда старался усовершенствовать и пересмотреть ответ, найденный им в 1919 году на вопрос — как выстроить жизнеспособную Германию. Оба его полученных из первых рук впечатлений от тесного немецко-русского сотрудничества в Мюнхене и культурный перенос из России в Германию заговорщических антибольшевистских идей подпитывали его поворот на Восток и его растущий интерес к антибольшевистскому антисемитизму. В этом смысле существовал сильный русский элемент в эволюции Гитлера и национал-социализма.

В лице Розенберга и Экарта у Гитлера были советники, которые сделали рациональный факт немецко-русского сотрудничества способствующим возрождению Германии и России и которые подчёркивали важность антибольшевистского антисемитизма. В лице Шойбнер-Рихтера у Гитлера был советник, который в отличие от Розенберга и Экарта был человеком действия и который не просто разрабатывал, но и внедрял политику. Таким образом, это посредством Шойбнер-Рихтера он увидел, как идеи, отстаиваемые Розенбергом и Экартом, переносились в реальность, и Шойбнер-Рихтер помогал Гитлеру переводить его собственные идеи в действия — важное умение для любого честолюбивого лидера, но имевшее особенную важность для Гитлера, потому что он считал очень ценным силу воли и действие. Например, в своей речи 1 января 1921 года он сказал:

Эта борьба не будет возглавляться большинством, завоеванным партиями на парламентских выборах, но единственным большинством, которое, с тех пор как оно существует на этой земле, формировало судьбы государств и народов: большинство силы и более значительной воли и энергии; вызвать эти силы, не заботясь о числе людей, убитых как следствие. Быть истинным немцем сегодня означает быть не мечтателем, но революционным, это означает не быть удовлетворённым всего лишь научными заключениями, но воспринять эти заключения со страстным желанием превратить слова в действия.