Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

К чему всё это говорится? К тому, что и Колчак имел основания «штормовать».

Впрочем, в лесах и степях Сибири в ту зиму замёрзло людей ещё больше, чем в поездах. Счёт скорченным трупам (если бы его вели) заведомо превысил бы сотню тысяч в одних лишь поездах, а всех замёрзших было много более двухсот тысяч. Это близко к общиму числу убитых в армиях всех сторон всей Гражданской войны (каковое демограф Борис Урланис оценил в 300 тысяч человек [242] Урланис Б. Ц. Войны и народонаселение Европы. М., 1960, ч. 2, гл. 3, п. 3. Вместе с умершими от ран и полными инвалидами получим около 400 тысяч. ), и к низшей оценке числа жертв ВЧК [243] Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (так именовался карательный орган большевиков). Числа её жертв никто не знает, но даже низшая оценка равна 250 тыс. [Andrew, Mitrokhin, р. 28]. Есть оценка вдвое выше: Rummel R. J. Lethal politics… Transaction Publishers, NJ, 1990, p. 39. Часть жертв ВЧК составили вооружённые бандиты, однако мирных жителей было много больше. . Какую долю числа замёрзших следует отнести на счёт несуразных приказов самого Колчака (возведение храбрых парней в генералы, опора на преступных атаманов вроде Ринова, отказ от плана Дитерихса, ссора с чехами и пр.), сказать не берусь, но она тоже огромна и, можно полагать, превышает число убитых всех сторон на Восточном (колчаковском) фронте за всю Гражданскую войну.

Ну а как Иванов-Ринов? Как его казаки? Сам он служил затем на Дальнем Востоке у Семёнова, потом перебрался с семьёй в Китай, но был уличен в сотрудничестве с советскими агентами, выехал в Советскую Россию, где и исчез.

Казаки его, в основной своей массе, в ту позорную осень за генералом своим на восток не двинулись, а разъехались по домам, по западносибирским станицам. Награбленного хватило им для торговли надолго, некоторым до самого 1930 года, до окончательного расказачивания.

В иркутской тюрьме адмиралу учинили обстоятельный допрос. Начали его не большевики, а интеллигентные социалисты, они (пока их не оттеснили) не торопили бывшего правителя, и потому мы имеем изумительный документ.

На допросе адмирал вёл себя спокойно и достойно, словно пленённый монарх. Даже странно: зная, что живёт последние дни, он именно поход на Беннета изложил всего подробнее. И заметьте: ни слова о наградах и об острове, названном в его честь [244] Остров Колчак (на советских картах до 2005 г. включительно — о-в Расторгуева), 76 ° с. ш., 97 ° в. д., на юго-западе Таймырского залива, отделен от Таймыра проливом Расторгуева. Длина 24 км, ширина 7 км. Берега скалисты, покрыт болотистой тундрой. В феврале 1901 г. Коломейцевым в ходе похода «в никуда» был открыт и назван только мыс Колчака, а остров был идентифицирован в июне. Колчак на него не ступал, но видел его северную часть (мыс Колчака, вскоре, в 1906 г., самим же Колчаком переименованный в память о погибшем при Цусиме друге, лейтенанте Константине Случевском младшем) в мае 1901 г., в ходе экскурсии с Толлем на северо-запад Таймыра, той самой, где оба едва не погибли. Ныне на мысе Случевского стоит знак с бюстом Колчака ( примеч. 2014 г.). , зато вспомнил он мыс Преображения, не помянутый даже в подробных отчётах:

«Наконец мы добрались до земли Венета 5 августа, на Преображенье, этот мыс я назвал Преображенским»

— знаем мы ещё из главы 1.

На самом деле, Преображенье 6 августа, а прибыл он на остров много раньше и к совсем иному месту — между горой Клык и ледником Зееберга. Более того, пленный адмирал не только размножил одну шлюпку в две, но и приписал себе подвиг, в действительности совершённый Бегичевым и Олениным (доставку вельбота с «Зари» в Казачье). Стенографистка, естественно, могла напутать [245] Всего их было две, у одной был нервный срыв, она порвала стенограмму и бежала из города, клочья не всюду поддались расшифровке (Подлинные протоколы допросов адмирала А. В. Колчака и А. В. Тимирёвой / публикация С. В. Дрокова // Отечеств, архивы, 1994, № 5, с. 87.) , но не могла же она изменить суть. Многие писали, что ко дню ареста был Колчак в неважном душевном состоянии, что плохо понимал происходящее и потому, дескать, отдавал странные приказы, порой нелепые.

Мне самому многие годы казалось, что путаный рассказ о плавании на Беннета был последним штрихом к портрету больного; однако в 1990-х годах, с рождением потока литературы, прежде запретной, оказалось всё не так. Выяснилось, что Колчак и прежде плохо помнил экспедицию, часто путая события, имена и даты. Например, ещё весной 1918 года он писал, как шёл на вельботе,

«пробираясь вдоль Южно-Сибирских островов между островами Федосеевский и Новая Сибирь (Благовещенский пролив)». «После трёхнедельного плавания во льдах, ночуя и останавливаясь на плавучих льдинах, идя на веслах и под парусами, перетаскивая через льдины часто вельбот и находясь иногда в совершенно безвыходных положениях, я 6-го августа 1903 года высадился на острове Беннетта, но партии барона Толля я там не нашел». «Обследовав острова и окончательно убедившись в отсутствии партии, я отправился обратно (на Новосибирские острова) и прибыл на остров Котельный после 43-х дней плавания на открытой шлюпке во льдах полярного океана» (. Колчак А. В. Автобиография // Грани, 1992, № 165, с. 132).

Написано это в духе скверных газетных отчётов, помянутых в главе 4, и у биографов породило, разумеется, нелепые описания спасательного похода («43 дня в открытом океане!», «Полтора месяца в непросыхающем платье!», тогда как на самом деле океаном спасатели плыли дважды по 2 дня), поэтому следует глянуть, как писали тогда другие, казалось бы, способные и должные помнить.

Сам Бегичев всего лет через 15 после спасательного похода уверял, что сразу после второй ночевки на острове Беннета он и остальные покинули остров (Бегичев, с. 45–46), хотя на самом деле они на третий день снова искали пропавших, и кто-то из них несомненно видел при этом мыс Надежды на северном берегу, а ночевали трижды.

Позже, в конце 20-х годов, Софья Фёдоровна Колчак писала из парижского дома призрения Нансену, прося у него денег, про

«остров Беннетта, где покоится прах (!) Вашего друга барона Толля, а северный (!) мыс назван мысом Софьи в честь моей израненной и мечущейся души».

Примерно тогда же известный нам из гл. 3 газетчик Иван Попов вспоминал:

«Только в вагоне я узнал, что Колчак возвращается. Действительно, в марте он приехал в Иркутск, где в Географическом обществе сделал доклад о собственной экспедиции… Он был и на Санниковой Земле и на острове Беннета, где были найдены следы и записка Толля, отправившегося на вельботе в южном направлении. Колчак порадовал нас, что он нашёл М. Бруснева с двумя якутами на острове Котельничном, где они прожили более двух лет, отрезанные от мира» ( Попов И. И. Забытые иркутские страницы. Иркутск, 1989, с. 227–228).