Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Почему так? Оказывается, Беринг, отбывая в Охотск, приказал держать их для будущих нужд, дабы не собирать в будущем заново. Ларионов требует их отпустить (и некоторых отпустил, благо Беринг был в Охотске) [Покровский, 1941, с. 240]. Вообще же, в течение всех десяти лет экспедиции в Якутске постоянно содержалось в неволе около 600 пашенных крестьян, не считая ежегодных наборов [Мартынов, 1958, с. 37].

6) О добровольности

Обер-офицеры формально считались добровольцами, но А. П. Соколов и Миддендорф, поработав в архиве, усомнились в их реальной добровольности (доводов не приведено). Многие в самом деле желали ехать, что принято объяснять (тоже без обоснований) их патриотизмом, героизмом и энтузиазмом. Не отрицая их, всё же замечу, что в те годы офицерского чина (а с тем и жалованья, нужного для создания дворянской семьи) обычно надо было ждать много лет [П-2, с. 239], притом даже в гвардии [Анисимов, 1986, с. 25]. А в экспедиции чин давали сразу или вскоре, в чем была огромна личная заслуга Беринга. Так, штурман С. Ваксель зачислен в ВСЭ лейтенантом, минуя чин мичмана (после смерти Беринга именно он принял командование кораблем, а затем и камчатской частью ВСЭ).

Бывал и тут обман: жалование оставляли прежнее, а покинуть экспедицию было уже невозможно. Покинуть ее можно было, как и любую службу, только с разрешения высших властей, каковое давалось только при полной негодности к службе или в виде особой милости.

7) Отношение к Камчатским экспедициям

Характерно пренебрежительное отношение к ВСЭ, особенно к ДКО, и сложилось оно давно. Многие энциклопедии, старые и новые, российские и западные, не упоминают их вовсе. Например, знаменитая энциклопедия НБЕ (как и 1-е издание Брокгауза — Ефрона) не сказала о ДКО как таковой ничего (дано несколько статей о ее участниках, но они действуют как бы сами, друг о друге не зная), зато в ней же читаем: «В 1733 г. академией наук была организована так назыв. Вторая камчатская экспедиция» [Корсакова, 1909]. Хотя в той же статье сказано, что бюджет Академии был ничтожен (20–30 тыс. руб. в год), т. е. на свои деньги она не могла послать никого.

Правда, в НБЕ есть статья «Беринг», где сказано о двух его плаваниях и упомянуто вскользь намерение (неясно, чьё) «исследовать берега Ледовитого океана», но через сто лет стала исчезать и она. Ее нет, например, в издании: Охотское море. Энциклопедия. М., изд… «Международн. отношения», 2009, хотя именно Беринг обратил Охотск из зимовья в порт.

Даже такой глубокий географ, как Берг, уделил ДКО всего три фразы: «Исследование северных берегов Сибири было совершено… в 1734–1741 гг. Оно происходило в очень тяжелых условиях. Но, во всяком случае, было установлено, что Сибирь на севере омывается морем» [Берг, 1949, с. 36]. Однако именно он первым обратил внимание на похолодание как фактор истории освоения Арктики. Затем вопрос о роли климата в истории ВСЭ изучал полярник и историк Арктики Владимир Визе. Он подтвердил идею Л. С. Берга о связи ледовитости океана с эволюцией климата [Визе, 1945].

Вскоре океанолог Николай Зубов (служивший, кстати, в молодости у Колчака) писал, что в ходе ВСЭ обогнуть морем Таймыр и Чукотку не удалось потому, что ледовая обстановка в то время была «гораздо суровее», чем за сто лет до того [Русские мореплав., 1953, с. XI]. Фактически, речь у них всех шла про LIA. К сожалению, почти вся наша литература по истории освоения Арктики до сих пор игнорирует данное климатическое явление.

Чего только не писали о «первой полярнице» и ее муже, не зная об этом ничего. Придумали их знакомство в Якутске (на пляже!), безответную любовь к ней Челюскина, ее смерть от тоски по умершему мужу и даже причину загадочной их смерти: все, кроме них, оказывается, ели сырую рыбу, а они брезговали и поплатились цынгой. На самом деле о горячей любви и о болезни писал только Герард Миллер через 22 года после их смерти, причем с чужих слов и без деталей:

«Он и жена его, которая от горячей к нему любви поехала с ним в сей трудный морской путь, отправились из зимовья (Усть-Оленёк — Ю. Ч.) уже весьма больны, а болезнь их день ото дня умножалась».

Свидетельство важное, но ненадежное: Миллер не знал о ходе работ северных отрядов ничего конкретного и пользовался чужими воспоминаниями о давних слухах. То же можно сказать о другом академике, Иоганне Гмелине: он единственный, кто упомянул, что судовой врач «Якуцка» умер примерно тогда же, что и супруги Прончищевы [Истор. памятники, с. 45]. Это важно знать, дабы начать поиски, но нельзя использовать, пока об этом нет документов.

Из списка участников ВСЭ в книге Соколова известно, что врач на «Якуцке» был с самого начала. Во-первых, врачей там было 18, то есть много больше числа кораблей (10), а во-вторых, Соколов, перечисляя начальный состав команды «Якуцка», написал: «подлекарь, иеромонах [378]». Правда, он не назвал их имён, но он делал так по всей книге, в отношении всех отрядов. Что касается священника, то их в ВСЭ не хватало (всего, по Соколову, семеро на 10 кораблей), однако как раз на «Якуцке» он упомянут: при смерти обоих Прончищевых, как свидетельствует морской архив, рядом находился «отец их духовной» [Богданов, 2001, с. 75]. Вопрос еще ждет изучения, но замечу, что С. М. Епишкин всерьез рассматривает версию убийства супругов [Епишкин 1]. Вопроса о возможной насильственной смерти врача он не коснулся.

Сергей Михайлович Епишкин

Теперь о могиле. В статье [Епишкин 1] высказана уверенность, что она принадлежит супругам Прончищевым, однако из разысканий самого Епишкина это едва ли следует. Первый, кто описал кладбище моряков около Усть-Оленька, был штурман Петр Ильин (1822 г.), и могилы Прончищевых он не видал. Там был тогда только крест с надписью:

«На сем месте погребен морского флота подлекарь Иоанн Филатов. Марта КВ дня 1738 года» [379]. Ильин добавил: «Жители знают от стариков, что сюда заходило когда-то большое судно, зимовало, и люди с него перемерли — от голоду или от болезней» [380].

Считается, что могилу Прончищевых обнаружил в 1875 году ссыльный польский геолог Александр Чекановский и дал ее описание [Чекановский, с. 167]:

«Две жалкие, почерневшие, лишаями покрытые гробницы… Малый, невзрачный, извыветрившийся, но не сгнивший крест без перекладины стоит… как столб на могиле самоубийцы. Следы надписи на нем еще приметны, да и предание еще на устах у жителей. Это могила злополучного Прончищева и его неустрашимой жены».

Однако надпись Чекановским не прочитана, предание не записано, а Ильин того креста не видел — очевидно, что тот был установлен позже. Так что утверждать, что Чекановский видел могилу Прончищевых, нельзя. Затем эту могилу описал в 1921 году полярный гидрограф Николай Евгенов (позже жестоко пострадавший от советской власти) следующими словами: