Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Почему его не сделали позже, довольно ясно — сомнений в подлинности могилы было и так слишком много, а признавать, что епископ кадил не над павшим героем, но невесть над кем, никому не хотелось. Вскоре, в 2005 году, Звягин, наш главный эксперт по костям, «опознал» и череп Ивана Сусанина, причем картина весьма сходна: сама экспертиза весьма слаба, зато вывод, что это Сусанин, вполне крепок (Широкорад А. Б. Михаил Федорович. М., 2011, с. 246–247).

Но не будем чересчур строги к экспертам (попробуйте сами отложить ответ на будущее, когда le vin est tire [113] Le vin est tire — il faut le boire (вино откупорено — надо его пить; франц.). Выражение применяется в смысле: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». ), но и наивными быть нам тоже ни к чему. Лучше вчитаемся внимательно в их отчёты. Оказывается, подлинные мысли экспертов, не высказанные прямо, достаточно хорошо видны. Отчёты так же внутренне противоречивы, как донесения Челюскина, но здесь противоречия как бы выставлены напоказ, о чём тоже сказано в Прилож. 5.Так что нам следует не ждать от экспертов разъяснений (их не будет), а самим сопоставлять наличные данные.

Удивительно, что понадобилось вскрыть могилу, чтобы о противоречиях хоть кто-то начал писать. Говорили о них, по всей видимости, и прежде, и следы тех давних разговоров до нас дошли, но только следы. Вот, например, слова геолога Александра Чекановского: «Это могила злополучного Прончищева и его неустрашимой жены» [Чекановский, с. 167]. Эти слова всегда полагали непонятными, но теперь, с новыми данными, их можно немного прояснить.

Так, за два дня до смерти командира в журнале значится такая запись:

«В 3 часа 30 минут пополудни поехал на ялботе Прончищев на берег в реку Аленек для того, что был обдержим жестокою цинготною болезнью» [Богданов, 2001].

Если могила подлинна, то эта запись ложна (цынги нет, а есть рана). Но пока поверим ей. Тогда почему назавтра командир или его труп оказался опять на корабле? Тут следует вспомнить, что «Якуцк» долго не мог пройти к берегу из-за льдов, а ялик, как видим, смог. Пристал он там, где удалось, и, видимо, далеко от жилья, поскольку назавтра супругов (или их трупы) повезли не в Усть-Оленёк, а обратно на корабль. Если так, то кое-что становится понятно: фразу Чекановского можно понять так, что муж попал в беду, а жена пыталась его спасти.

Беспомощный лейтенант должен был ждать на берегу, пока спутники (двое — если он был с женой, ялик больше вместить не мог) привезут из Усть-Оленька сани. Видимо, в это время он получил смертельную рану («Вероятно на Прончищева из-за его жестокости и напали в удобный момент» [Богданов, с. 75]; примечательно: при перепечатке в журнале «Природа» эта фраза опущена). Разумеется, это догадка биографа, но, замечу, от подлинности могилы она не зависит — её можно сделать, исходя из одних лишь записей журнала. Напасть на беззащитного могли независимо от того, была у него цынга или перелом ноги.

Кто напал, свои или чужие, неизвестно, но, по всей видимости, жена пыталась его защитить. Судя по скелету (если могила та самая), сильных ударов ей не нанесли — вернее всего, просто задушили. Тут снова к месту слова Чекановского, где Прончищев назван злополучным, а Татьяна — неустрашимой. Возможно, Чекановский слыхал устные предания о том, что Прончищев дважды попал в беду и что жена его отнюдь не убежала, но отдала за него жизнь. Вряд ли виновники были с «Якуцка» или Усть-Оленька (слишком очевидна была бы им жестокая расплата), зато ими вполне могли стать охотники, пришедшие на морской промысел с юга, из тундры. Ибо экспедиция, как уже не раз сказано выше, учиняла огромные беды населению повсеместно [114] Любили её лишь те немногие, кого не грабили. Так, X. Лаптев писал о таймырских нганасанах, что они «с охотой помощь чинят Камчатской экспедиции» [ИПРАМ, с. 45]. .

Если могила подлинна, то следует признать, что рваная окровавленная «амуниция» Прончищева была уничтожена, что стянули её с трупа вместе с бельём и крестом, а завернули мёртвого в то, что было под рукой, в его тёплую одежду (вероятно, в шубу). Видно это из того, что у скелета сгнил позвоночник (шуба под трупом никогда не просыхала), тогда как женский скелет целёхонек.

Неужто в безумии страха моряки забыли даже обуть покойника? Не верится. При нехватке обуви разуть убитого — дело обычное, однако труп командира должны были хоть во что-то совсем изношенное, но обуть. Вернее, что супруги Прончищевы покоятся где-то рядом (вернее всего, в ногах у обследованной парной могилы), и лейтенант, надо думать, лежит там в мундире и башмаках (точнее, скелет лежит с остатками пуговиц и подмёток). А те, что похоронены рядом, тоже злополучные, так навсегда и останутся неизвестными.

Тем самым, даже отказав могиле в подлинности, о цынге говорить теперь несерьёзно. Могила вряд ли подлинна, но сам разговор о ней заставил историков думать о причинах смерти супругов, причём вовсе не о цынге, а о насилии.

Как сказано в Прологе, наша цель — не описание приключений, а выяснение сути событий, каковой едва ли не все нынче пренебрегают. И если с экспедицией самого Беринга дело кое-как сдвинулось с мертвой точки, поскольку за него взялись датчане (ВКЭ-1; ВКЭ-2), то понимание ДКО почти не продвинулось вперёд со времен блестящих книг А. П. Соколова (1851) и А. А. Покровского (1941).

Трагедия Прончищевых не была исключением, она проистекла из неимоверно жестоких условий экспедиции. Хоть и нельзя сказать, как именно погибли супруги (например, А. С. Павлов допустил, что жена покончила с собой после гибели мужа), но ясно, что Челюскин решил это скрыть, и команда, смолчав, поддержала его. Людям было чего бояться, и пора об этом рассказать.

В 1740 году Якутская воеводская канцелярия потребовала у руководства ВСЭ оплатить расходы на доставку в Иркутск и обратно арестантов и свидетелей — солидную сумму: 14 589 рублей с копейками. Представила и перечень дел, из которого публикатор выбрал 4 случая как типичные.

Они сходны: рядовой участник объявил «Слово и дело» [115] Т.е. обвинил его в произнесении речи, порочащей высшую власть. Всего за 5 лет, судя по приведенной сумме и расходам на каждого, было 150–200 случаев. Тогда по всей ВСЭ за 10 лет их должно быть более 600 (Гмелин писал даже про сто с лишним за одну зиму — см. далее). «Слово и дело» в Сибири применялось уже при Дежневе (см. Очерк 5). Право объявлять «Слово и дело» отменил Пётр III [Мыльников, с. 151–152]. на своего начальника, был отправлен под конвоем (со свидетелями и с самим обвиненным, если тот был достаточно мелок) в Иркутск, где и осужден как лжец. Двое объявивших «Слово и дело» казнены, один отправлен навечно в работу на железный завод, а один возвращен, с вырванными ноздрями, в экспедицию [Покровский, 1941, с. 283]. Еще лучшая, согласитесь, мера воспитания остальных, чем виселицы на берегу.