Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

В 1646 году в колымских острогах стало известно, что к востоку от Колымы протекает большая река Анадырь, и русские тут же сочли, что она богата соболями. Все известные тогда русским северные реки, от Онеги до Колымы, текут в Ледовитый океан, и естественно было счесть, что Анадырь таков же. О том, что местные жители зовут Анадырем другую реку, текущую в другое море другого океана, никто ещё не подозревал.

Осенью того же года в острог Нижне-Колымск вернулся коч под командой Исая Мезенца, заявившего, что он открыл к востоку от устья Колымы, «в двух сутках парусного побегу» от неё, залив («губу»). Вот что о нём доносил якутскому воеводе нижнеколымский приказчик в своей отписке:

«В прошлом во 154 году летом с усть Колымы ходили на море гуляти в коче вперед промышленные люди девять человек: Исейко Мезенец и Семейка Алексеев Пустоозерец с товарищи и с моря пришли к нам на Колыму реку в расспросе сказали: бежали они по большому морю, по за льду, подле Каменю двое сутки парусом и доходили до губы, а в губе нашли людей, а называются чухчами […] и сказывают, что на море тово зверя много ложитцаде он наместо» [Белов, 1948, док. 4].

На берег мореходы выйти не посмели, но произвели с местными жителями (чукчи ли то были, неясно) немой торг. Те охотно отдавали моржовые клыки («рыбий зуб») в обмен на европейские товары.

На следующий год произошло ещё два важных события: тот же приказчик послал морской отряд проведать вновь открытую местность, и в составе его был Дежнёв; а из Якутска туда же, в Чаунскую губу, бежали неудачливые казаки-мятежники. Но если первые попасть туда не смогли всё лето из-за непроходимых в тот год льдов, то беглые мятежники сумели осенью войти в залив и поселились в устье реки, текущей с юга, которую, по всей видимости, полагали Анадырем. Ныне эту реку называют «Чаун», а залив — Чаунской губой.

В том неудачном походе 1647 года Дежнёв начал собственное промысловое дело. О походе сообщает новая отписка того же приказчика: он отправил к тому же самому заливу большую группу служилых и промышленников, и среди них особо отмечен казак Дежнёв. Причём сказано, что он отпущен нареку Анадырь , и что взять его в поход просил купец Федот Алексеев Попов.

«И мы его, Семейку Дежнёва, отпустили для тое прибыли с торговым человеком с Федотом Алексиевым и для иных новых рек проведывать и где бы государю мошно прибыли учинити. И дали им наказную память и где буде найдут неясашных людей, и им аманатов имати и государев ясак с них збирати и под ево царскую высокую руку подводити» [Белов, там же].

Во второй отписке приказчика (июль 1648 г.) Дежнёв уже объект интереса начальства:

«…Семейка Дежнёв бил челом государю и подал челобитную на новую реку Анандыр, и тот Семейка на новую реку не прошел и с моря воротился и зимовал на Ковыме реке. И в нынешнем 156 [1648] году тот же Семейка Дежнёв бил челом государю, а челобитную подал мне… на ту же новую реку Анадыр ис прибыли, а прибыли государю явил с той реки с иноземцев 7 сороков 5 соболей. И я того Семейку по той челобитной на новую реку Анандырь с Ковымы реки отпустил и наказ ему, Семейке, вместе с Федотом Алексеевым, торговым человеком, дал».

Тем самым, Дежнёв обещал привезти и сдать 285 штук соболей, чем купил само право идти на реку «Анадырь». Приказчик выдал ему железо для подарков «иноземцам» и отдельный наказ (док. 5), то есть сделал его самостоятельным лицом: ему и его «товарищам» было предписано идти на реку «Анандыр», тогда как остальным приказчик предписал следовать на морской промысел моржей. Из обеих отписок видно, что Анадырем русские в то время называли Чаун.

И вот отряд Дежнёва, в составе большого отряда Федота Попова, отплыл из устья Колымы к Чауну, причём поход этот стал знаменитым. Через 190 лет известный сибирский историк-публицист Пётр Словцов описал событие так:

«Приказчик одного купца, колмогорец [Федот] Алексеев [Попов], берёт казака Семёна Дежнёва в виде казённого досмотрщика и 20 июня 1648 г. из дельты Колымы снимаются с деревянных якорей семь кочей и плывут под ровдужными [т. е. кожаными] парусами на восток к р. Анадырю, который по тогдашней наслышке падал в Студёное море. На каждом коче сидело казаков и промышленников до 30. Четыре кочи погибают, а оставшиеся на прочих Алексеев и Дежнёв с частью своих товарищей 20 сентября дерутся с чукчами на берегу, как между тем бурею разносит их суда, и одно из них выброшено к югу будто бы за Анадырем…» [Словцов, с. 95].

Слова «будто бы», видимо, значат, что здесь Словцов имеет в виду уже Анадырь другой, подлинный, текущий в Тихий океан, ибо море к югу есть. Сам он в такую возможность не верил, ибо у Дежнёва указаний на это нет, а такой путь неправдоподобно долог для одного сезона плавания. Ныне, когда известно, что Дежнёв плавал в середине LIA, довод Словцова ещё более уместен.

Только дело было сложнее, чем выглядит у Словцова. Да, Дежнёв не был главным в походе, однако колымский приказчик только его отметил как человека, давшего властям щедрое обязательство, чего Словцов не знал. Река Анадырь не была ещё объясачена, говорили, что она богата пушным зверем, но оказалось не так: ни по Чауну, ни по верховьям Анадыря тайги нет. В тундре соболь не водится, а южнее, в лесотундре, он так редок, что промысла не получается. Обязательство оказалось невыполнимо, и Дежнёв, чтобы уплатить обещанное, был вынужден сменить объект промысла — стал тоже искать возможность охоты на моржей. Это и определило дальнейшее.

Первым, кто сообщил что-то о судьбе отряда Попова-Дежнёва, был Михаил Стадухин, поплывший тем же путем через год, в 1649 году. Он доносил [Белов, 1948, с. 138; РМ, с. 116]:

«В прошлом 157 [1649] году ходил я, Михалко, с Ковымы реки на новую Погычу [130] Ещё в 1647 г. Стадухин собирался «на новую реку Погычу и на Анадырь та же река» [Белов, 1973, с. 80], т. е., вернее всего, на Чаун. Но то могла быть и другая река Чаунской губы. Подробнее см. [Бурыкин, гл. 4]. реку в кочах морем, и от Ковымы реки морем бежали семеры сутки паруса не отпущающи, а реки не дошёл, и поймал языков, живут возле моря на берегу, иноземцов коряцких людей; и в росспросе ис пытки [в РМ слова о пытке опущены] сказывали, что де реки мы близко не знаем потому, что возле моря лежит камень утес, конца камню не знают, а которые служилые торговые люди… в прошлом во 156 году с Ковымы реки пошли на ту же реку на семи кочах и про них те ж языки сказывали: два коча де на море разбило, а наши де люди их побили, а достальные люди жили де край моря и про них де мы не знаем — живы они или нет… И пришли на Ковыму реку в 158 году, сентября в 7 день». И ещё он отметил: «А моржа и зуба моржевого добре много»

Вернулся на Колыму Стадухин, как видим, быстро, уже 7 сентября (замечу: отплыть он мог около 20 июня, а с 1 сентября начался новый год), т. е. плавал недалёко, и это — главное у Стадухина : ясно, что крушение, о котором ему рассказали, произошло немногим восточнее Шелагского мыса.