Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Насколько восточнее? Это ясно из слов «возле моря лежит камень утёс, конца камню не знают»: сплошной скалистый берег тянется на 120 км от Шелагского мыса до середины губы Нольде.

Видно, дальше «коряцкие люди» не бывали.

Стадухин узнал от пленников, что часть отряда Попова-Дежнёва погибла и, видимо, счёл погибшими всех. Их подлинная судьба известна из отписок самого Дежнёва, диктованных им 6 лет спустя. В первой читаем:

«В прошлом 156-м [1648] году июня в 20-й день с Ковымы реки послан я, Семейка, на новую реку на Онандырь для прииску новых неясачных людей. И в прошлом же 157-м [тоже 1648, но после 1 сент.] году месяца сентября в 20 день, идучи с Ковымы реки морем, на пристанище торговаго человека Федота Алексеева чюхочьи люди на драке ранили. И того Федота со мною, Семейкою, на море рознесло без вести. И носило меня, Семейку, по морю после Покрова богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передний конец за Онандырь реку. А было нас на коче всех 25 человек, и пошли мы все в гору, сами пути собе не знаем, холодны и голодны, наги и боси. А шел я, бедной Семейка, с товарищи до Онандыры реки равно 10 недель, и пали на Онандырь реку вниз близско море, и рыбы добыть не могли, лесу нет» [РАЭ, с. 130].

Итак, Дежнёв и Федот Попов были вместе 3 месяца (20 июня — 20 сент.), и мы не знаем, что они делали всё это время — сколько плыли, сколько охотились, а может быть, ещё и строили пристанище или даже пытались объясачить чукчей, чего все прежде боялись.

Вероятно, путники охотились, но чукчи помешали им, и пришлось уплыть дальше, в надежде найти удобное место. Но скалы стояли до самого места катастрофы, где, примерно, был и Стадухин через год. Что же там произошло? Дежнёв писал об этом по-разному: в приведённой отписке он точно указал срок катастрофы и то, что остался с одним кочем; но через полгода, во второй отписке, читаем [РАЭ, с.138], что одна катастрофа случались прежде:

«розбило у того Носу судно служывого человека Ярасима Онкудинова с товарищы, и мы, Семейка с товарищы, тех розбойных людей имали на свои суды»,

то есть «розбойных» (с разбитого коча) людей подобрали разные суда, а значит, погиб один коч, а остальные остались тогда на плаву. Наконец, ещё через 7 лет, перечисляя в Москве свои заслуги с целью получить жалованье за 19 лет, он выразился о том плавании совсем кратко:

«шли морем, на шти кочах, девяносто человек; и прошед Анандырское устье, судом Божиим те наши все кочи море разбило, и тех торговых и промышленных людей от того морского разбою на море пот[он]уло и на тундре от иноземцев побитых, а иные голодною смертью померли, итого всех изгибло 64 человеки» [Оглоблин, с. 57].

Если так, то кочи погибли после прохода ими «Анандырского устья», под каковым здесь можно понимать, учтя сведения Стадухина, только выход из Чаунской губы. Если погибло 64, то осталось 26 (далее сказано: 25) — как раз число людей, спасшихся на дежнёвском коче. То есть выходит, что катастрофа была одна, общая. Отметим на будущее, что к «Анандырскому устью» путники подошли, по Дежнёву, не на семи, а только «на шти кочах».

Согласно первой отписке, после катастрофы Дежнёв и его спутники плыли одним кочем, плыли дольше десяти дней и уже «неволею», каковая выбросила их на берег. Где именно? Слова «в передний конец за Онандырь реку» означают, что коч унесло восточнее устья Анадыря, то есть Чауна, но насколько?

Путь назад, к Чауну, был долгим: 10 недель, если Дежнёв не преувеличил. Насчёт наготы и прочего он преувеличил явно — позже, в московской челобитной, он писал, что, потеряв коч, шёл на лыжах и вёз грузы в нартах («зимним путём на лыжах, с нарты»). Возможно, их выбросило даже к мысу Биллингса, если там ещё была открытая вода, что для того времени сомнительно (LIA, октябрь), но не дальше. И едва ли оттуда можно было дойти до Чайнской губы без должных припасов и без проводника. Запомним это и прочтём ту московскую челобитную дальше:

«… и тех товарищей моих зимним путём на лыжах, с нарты — со стыди [стужи] и з голоду и со всякия нужи, недошед Анандыря реки, дорогою идучи 12 человек безвестно не стало. А я, холоп твой, на Анандыр реку доволокся всего двенатцатью человеки, и с теми достальными своими товарищи, не хотя голодной смертию помереть, ходил я, холоп твой, в поход к Карнаульским и к Ходынским не к ясачным мужиком. И Божиею милостию и твоим царским счастием, поймали в аманаты дву мужиков Анаульского роду…» [Оглоблин, с. 57].

Область арктических походов Дежнёва. (Поход вниз по Анадырю не отнесен к арктическим.) Расстояние между меридианами 77 км на широте 70°. 1 — мыс Шалаурова Изба; 2 — мыс Песчаный; 3 — область истоков трех рек (см. основную карту задней обложки). На врезке — область от губы Нольде до Чаунской губы. Виден путь с арктического берега, минующий горы, на котором местность как бы сама указывает нужное направление движения на юг и затем на запад по долинам рек

Развалины жилищ заключенных уранового рудника (-1950–1955)

Весьма странно: небольшой отряд полуживых от голода и холода людей, дойдя до искомой реки, тут же идёт воевать с местными жителями и побеждает, но берёт в качестве добычи не еду и не одежду, а заложников, которых надо кормить и где-то содержать. Тем более странно, что в первой отписке было иначе: местных жителей в ту зиму не нашли. Где же правда, а где ложь?

Чтобы понять суть, надо прочесть целиком все дежнёвские донесения и убедиться, что их автор то и дело перескакивает с темы на тему, никак это не обозначая. Между «доволокся» и «ходил к неясачным мужикам» прошёл год, а то и больше. В то время, в первую зиму, горстка погибавших должна была, прежде всего, получить от кого-то помощь, и она её получила. Оказал её, как легко догадаться, неоднократно упомянутый Дежнёвым стан:

«…не могли, лесу нет. И з голоду мы бедные врознь розбрелись. И вверх по Анандыре пошло 12 человек. И ходили 20 ден, людей… и дорог иноземских, не видали. И воротились назад и, недошед за 3 днища до стану, обначевались, почели в снегу ямы копать. А с нами был промышленой человек Фомка Семенов Пермяк, учал им говорить, что де тут нам начевать нечево, пойдемте де к стану к товарищам. И с ним, Фомкою, только пошел промышленой человек Сидорко Емельянов да Ивашко Зырянин, а достальные люди тут остались, потому что з голоду итти не могут. А приказали ему Фомке, чтоб де я, Семейка (находясь в стане — Ю. Ч.), послал им постеленко спальные и парки худые, чем бы де нам (Фомке и спутникам — Ю. Ч.) напитатися и к стану добрести. И Фомка и Сидорко до стану дошли и мне, Семейке, сказали. И я, Семейка, последнее свое постеленка и одеялишка и с ним Фомкою к ним на Камень послал. И тех достальных людей на том месте не нашли, неведомо и их иноземцы розвезли» [РАЭ, с. 130–131].