Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

— Есть у нас ещё одна беда, — сказал Павел.

— Какая?

— Супруга Михаила Ивановича, Катерина Ивановна, ангельская душа, а болеет.

— Она у него из Поповых? А Поповы, как и Долговы, люди верующие, богобоязненные, уважительные. А что с ней? — спросил хозяин.

— У неё экзема на руках и ногах. И что только она не делает, ничего не помогает.

— Экзема — болезнь не смертельная, но докучная и полностью выводит человека из строя жизни, — раздался с печи бодрый женский голос.

— Кто это? — спросил Павел.

— Это я, хозяйка этого дома, Любовь Васильевна. Экзему я испытала на втором году замужества. Год болела. К Протопоповым врачам в Зотовскую ездили, они нам рассказали, что её сто видов и у каждого вида своё лекарство. Надо попасть на своё лекарство. Протопоповы нам дали шесть видов лекарств. Ни одно не помогло. Летом забрел к нам на хутор цыганский табор, и к нам зашли цыганки. Я сижу с замотанными руками и ногами. Одна цыганка пристала да пристала: «Покажи руки». Свекровь моя говорит: «Покажи, хуже не будет». Я показала. Цыганка говорит: «Она». И побежала во двор. Несёт большую охапку камышовых цветов, жжёт сама их на загнетке [10] Загнетка — шесток печи. ( Прим. ред .) , золу смешала со свежими сливками, от камушка, который достала она из своих юбок, отстругнула немножко, всыпала в золу и ещё раз перемешала. Этим тестом она мне залепила все мои болячки и сказала: «Не снимай повязки, я скоро приду».

Только она ушла, как ноги и руки мои стало колоть словно иголками. Терпеть нету мочи. Приходит цыганка. Я говорю: «Сними повязки, пропадаю». Она запела и заплясала по-своему, по-цыгански, а потом и говорит: «Мы нашли лекарство от твоей болезни». От своего камня отколола мне камешек. Я его отдам Екатерине Ивановне. Тебе, детина, надо набрать цветов камыша, Федя, внучек, пойди с дядей. У Курдюмовых на гумне навес упал. Он камышом крыт, а навес старше меня. Нужен старый камыш. Климановна, — окликнула старуха-свекровь сноху, — дай какую-либо сумку.

— Спасибо, бабушка, не надо. У нас мешки есть, — сказал Павел.

— Ну, как знаете, только набери побольше, чтобы там дома не ходить в займище.

С мельницы вернулись благополучно. Павел сразу бросился к сестре Марии, в стряпку:

— Маша, на вот цветки камыша. Нажги две пригоршни золы, замеси золу на свежих сливках, как на пышки, и жди меня.

Разгрузили два воза, сели отдохнуть, а Павел — в стряпку.

— Маша, замесила?

— Вот смотри, так? — Маша показала чашку с месивом.

— Так, — одобрил Павел.

Он достал из кармана тряпочку, развернул, взял грязно-жёлтый камешек, отстругал от него немного, размял в муку и посыпал на чёрное тесто.

— Маша, перемешай ещё раз, а я схожу за Катериной Ивановной.

Павел рассказал Марии, как и что надо делать с лекарством, а сам поспешил разгружать возы. Разгрузили и — курить, а Павел — в стряпку.

— Забери своё лекарство, Павел Фомич, от него не лучше, а хуже, — встретила его Катя.

— Что делается, Екатерина Ивановна? — спросил Павел.

— Руки и ноги колет сильней…

Павел от радости пошёл вприсядку, прибасая: [11] Прибасить — подпевать ( Прим. ред. ) «Казак — казачок, фуражечка на бочок». Мария испугалась:

— Павел, ты чего, пьяный или заболел?

Павел перестал плясать:

— Мы нашли лекарство для Екатерины Ивановны. Хозяйка говорила, если будут колоть тысячи иголок, значит это лекарство от этого вида экземы, с чем я Вас, Екатерина Ивановна, и поздравляю.

После разгрузки и обеда, Иваны, то есть Семёнович и Павлович, стали развозить на малых лошадях муку, пшено и масло. Себе и девочкам Павла. Девочкам Павла Михаил велел взять по куску сахара, да куски должны быть одинаковые, ведь это дети.

Павел повёз Дашу в станицу Урюпинскую, проведать родных. Даша ехала не с пустыми руками. Михаил положил в сани два мешка муки, мешок пшена, ведёрный кувшин масла, соли, бак керосина и ведро сахара.

Всем родным Даши Катя подобрала одежду, но главное, сапоги-дутыши, штаны суконные с лампасами, две гимнастёрки суконные и форменный казачий полушубок — отцу. Даша одета была во всё праздничное и выглядела красавицей. Она привезла с собой мерную ленту и теперь снимала мерки с братиков, Вани и Феди. Павел передал приглашение Михаила посетить на Рождество Божий храм. Если согласитесь, то будет за вами послана подвода. И ещё. Надо подготовить тёплый хлев, так как Даша приведет к отцу свою заработанную тёлку или корову и привезет сено. Когда подвода с Павлом вышла со двора Ивана Ананиевича, он отозвал Дашу в сторону:

— Дочь. Откуда такая щедрость? Столько привезли да ещё корову обещает. Вы живёте?

У Даши слёзы брызнули из глаз:

— Папань, чего ты говоришь? Грех тебе. Это святые люди. Они поминают умерших снох и убиенных братьев. Моли Бога за Ивана Никитовича. Это он меня устроил. Если бы не он, не видать бы нам ничего этого. Попроси у Бога прощенья за клевету на святых людей. Они ко всем так относятся. Скажи при исповеди батюшке. Приходи на Рождество в храм, там сам всё поймёшь.

Вон Павел Фомич. Пришёл из госпиталя, а тут дом, подворье и вся живность, какая была, сгорели, жена Акулина тут же, на пепелище, упала и померла. Осталось три девочки. Он пришёл в латаных штанах и порванных сапогах. Они его к себе взяли. Одели, обули, дом с обстановкой и постелью дали, женись, живи, пока свой отстроишь.

— Доченька, прости меня, глупого.

— Бог простит, папаня. До свидания.

Даша пошла со двора. Перецеловав всех родственников, села в сани.

Муторно было на душе у Даши. Жениха ей не дождаться. Идти за другого не хочется. А жить одной, так всё время под подозрением будешь. Даже отец родной усомнился.

Даша понравилась Павлу с первого взгляда и он хотел с ней сегодня переговорить. Девушка же тоскливо вспоминала, что как раз в этом месте они с Женей любили гулять. По лугу росло много мальвы и диких гладиолусов под Макарчевой рощей, а в старице лилии и кувшинки. Красота. Но Женя уплыл на пароходе в чужие страны, а она осталась здесь.

— Даша, ты такая красивая, почему замуж не выходишь? — спросил Павел.

Даша перехватила вожжи и потянула. Кони стали. Даша соскочила с саней и заговорила:

— А скажи мне, разлюбезный Павел Фомич, за кого мне замуж выходить?

— Само собой, за казака.

— А потрудись или назвать, или пальцем показать мне этого казака.

— Вот он, Сиволобов Павел Фомич.

— Ты казак? Где твой лампас? Нету. Ты его провоевал. Где папаха с красным верхом? Казак — это защитник отечества, а ты и такие, как ты, бросили Родину под ноги немцам и трусливо разбежались по домам. А потом в красные подались. Кто вы сейчас? Вы искалеченные, обгаженные теми, за кого вы воевали. Они выгнали вас из госпиталей полураздетыми, полуобутыми, без копейки денег и без куска хлеба.