Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

Дома была послушной и работящей. Зимой в длинные вечера, на посиделках, Христина читала наизусть стихи или подаренные в школе книги. Посиделочникам Христина за одну зиму прочитала и «Анну Каренину» и «Воскресение». В ту зиму чуть ли не вся станица приходила к ним.

Домашние и соседи любили её. Ей ещё не было семнадцати, как к ней стали свататься почти со всех хопёрских станиц от Букановской до Михайловской-на-Хопре. Пересватались все парни своей станицы. Ни за кого не пошла.

Когда Христине исполнилось семнадцать с половиной лет, мать ей сказала:

— Христина, ты дофокусничаешь, что останешься в девках. Придётся выходить или за другоженца, или за инвалида, или за дурака. Или будешь жить гулящей бабой как Фроська-шарманка. Не действовали на Христину слова матери. Отец однажды сказал:

— Доченька, ты знаешь, как я тебя люблю. Но если ты откажешь следующему жениху, я оборву об тебя кнут и отвезу в монастырь. Я не позволю позорить нас с матерью. Я не позволю родить мне внуков чёрт знает от кого.

И вскоре приехали из станицы Еланской с Дона. На тройке. В кибитке. В корне запряжён серый в яблоках орловский рысак. Пристяжные — светло-гнедые, на четыре ноги белоногие — как в чулках, чистых донских кровей четырёхлетки.

В кибитке — жених. Он ещё не был в полку, но любил военную форму и одет был в китель, штаны с лампасами, лаковые сапоги. Чёрный с коричневым отливом чуб лежал на правую сторону. За кибиткой скакали десяток друзей, верховых. На пустоши, против двора Христины, поезд остановился. Жених вышел из кибитки, конные спешились, стали в круг, спели «при лужке» и жених с кучером, — двоюродным братом, пошли в дом Христины. Войдя в дом, гости увидели, что хозяева собираются обедать.

— Люди добрые, простите нас, что мы явились в неурочный час. Так получилось. Родители, мы приехали сватать вашу дочь Христину. Жених — я. Меня зовут Савелий. Я из Еланской станицы, — отец Христины глянул на жениха. Чуть продолговатое, чуть смуглое с высоким и покатым назад лбом, чёрными, разлатыми [15] Разлатый — расширяющийся кверху. ( Прим. ред .) , густыми бровями, голубыми глазами и ямочкой на подбородке, лицо Савелия отцу Христины понравилось. Он подумал: «Уж против этого она не устоит».

— Я предлагаю Христине руку и сердце. Руку для того, чтобы она за неё держалась и знала, что никакие невзгоды ей не будут страшны со мной. Я буду ей мужем, другом, опорой и защитником. А сердце для того, что буду я её любить всю жизнь. И не изменю ей ни духом, ни телом.

Христина встала и ушла в свою комнату. Все думали, что она вышла переодеться. Младшая сестра Христины, Агриппина, смотрела на Савелия немигающими глазами с открытым ртом. Прошло минут пять. Савелий подошёл к двери, за которую ушла Христина, постучал и сказал:

— Христина Петровна, давай ответ, — ответа не последовало. Савелий открыл дверь и увидел открытое окно.

— Родители, она не в своём уме или больная? Так и скажите, не забивайте людям головы, — сердито сказал Савелий.

— Ничем она не больна. Здоровая, умная девушка, но начиталась книжек, хочет выйти замуж в двадцать лет, — виновато объяснил отец Христины.

— Ну что ж. Ехали мы долго. Поехали домой. А она пусть остаётся со своей красотой. Мы желаем ей добра, — сказал брат Савелия.

На крыльце их встретила Христина.

— Савелий, ты хороший парень. Но не судьба. Не хочу я идти за тебя. Сама не знаю почему. Прощай.

Агриппина, влюбившаяся в Савелия с первого взгляда, переодевшись, ждала незадачливого жениха у ворот. Она решила сама себе пробивать дорогу. Когда Савелий и брат подошли к воротам, Агриппина взяла их обоих за рукава и заговорила:

— Ребята, выслушайте меня.

— Ну чего тебе, мелкота? — спросил Савелий, взяв за подбородок Агриппину.

— Савелий, я не мелкота. Мне шестнадцать с половиной лет. Я полюбила тебя с первого взгляда. Бери меня в жёны. Не будет жены лучше меня во всём мире. Я буду матерью твоих детей, помощницей, советчицей.

— Выслушай её Савелий. Наш сотенный, провожая нас домой, говорил: «Жениться будете, берите в жёны не тех, кого вы любите, а тех, которые любят вас. В противном случае жена из вас будет верёвки вить. Избегайте очень красивых. «Красивую жену в чужой пир зовут. Красота до венца, а ум до конца».

Савелий обошёл вокруг Агриппины, подержал за подбородок, потом подхватил её на руки:

— Открывай, брат, ворота! — устроившись в кибитке, Савелий крикнул, — гони, брат!

Кони понеслись к кургану. Через пять километров бешенной скачки, Агриппина крикнула:

— Стой, Савелий! Я люблю тебя, но не делай так! Мы не чеченцы, а православные. Приедем к тебе домой так — обидим твоих родителей. Давай вернёмся, получим благословение, с чистой совестью к тебе приедем.

— Савелий, девочка правильно говорит, — сказал брат.

— Что ж, поворачивай, — Савелий привлёк к себе Агриппину, поцеловал её в щёку.

Когда тройка стала снова у двора Агриппины, Савелий взял её на руки и понёс в дом. Переступив порог, Савелий и Агриппина встали на колени. Заговорил Савелий:

— Папа и мама, мы с Агриппиной полюбили друг друга. Благословите нас.

— О, Господи. Час от часу не легчает. Садитесь, пообедаем, ума прибавится, — говорил отец Агриппины.

Христина хотела выйти, но дверь была занята стоящими на коленях, и Савелий насмешливо показывал глазами на открытое окно. Мать Агриппины, взяв икону Божьей Матери, благословила молодых. Провожали Агриппину мать, отец, братишка. Не было Христины. Отец Агриппины говорил:

— Савелий, сдержи слово. Послезавтра привези. А через полгода приедешь и увезёшь её вместе с сундуком.

В этот же вечер, когда Агриппина уехала с Савелием, на улицах пошли разговоры:

— Вот оно, оказывается, в чём дело, она больная, — говорила одна женщина.

— На личко — яичко, а внутри — болтыш, — говорила другая. И полетела сплетня по станицам Хопёрского округа. «Добрая слава лежит, а худая — по свету скачет». И сватов к Христине — как бабка отшептала, как кто дубиной отводил. Были случаи, когда ехали люди сватать Христину, останавливались у колодца воды попить да спросить, где невеста живёт, а местные жители рассказывали, что Христина больная, и сваты возвращались домой.

Когда Христине исполнилось девятнадцать лет, она перестала ходить в церковь, на посиделки, игрища. Кое-когда Христина, проходя мимо баб на улице или переулке, слышала себе вослед: «Какая красота, а больная!» Поэтому, когда к ней пришли свататься отец и сын Клименки, Христина сразу дала согласие. Жених, Клименко Трофим, был заславным [16] Заславный — прославленный. ( Прим. ред. ) сапожником. Люди говорили: «Если Клименки сошьют сапог, то голенища порвутся, а сапог воду не пустит». Внешний вид Трофима был неважный. От постоянной сидячей работы он был сутул и ходил как-то боком, у него был несуразно большой нос, весь в оспинах, а на конце носа чёрная родинка. Но главное — он был иногородним.