Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

Мартын Лукич, поручкавшись с Иваном Никитовичем в приёмной, спросил:

— Иван Павлович у себя?

Красненький, слышавший разговор через неплотно закрытую дверь, позвал:

— Заходите, Мартын Лукич.

— Здравствуйте, Иван Павлович! А дальше не знаю, что делать. Можно ли Вам подавать руку? — спросил Мартын Лукич.

— Можно, Мартын Лукич, — ответил Красненький, — если желаете.

— Желаю, — сказал Мартын Лукич.

— Тогда здравствуйте, Мартын Лукич, — руку Красненький подал первый, и тот принял его рукопожатие.

— Иван Павлович, Вы делаете святое дело, спасаете станицу от голода. Вы имеете нужду в амбарах, а у меня три прекрасных амбара имеются. Берите, пользуйтесь.

— Спасибо, Мартын Лукич. А кто Вам сказал насчёт амбаров? — спросил Красненький.

— Хороший человек, Долгов Михаил Иванович. Долговы и Поповы всегда были хорошими людьми, — заключил Мартын Лукич, — сноха Наталья всё сохранила, а Михаил не загрёб всё под себя, а раздал многое людям. Муки раздал по дворам более тысячи вёдер. Кто ещё такое сможет сделать в станице? Да никто, а Долгов сделал. Вас не было здесь. У нас тут было вавилонское столпотворение. Красная часть нас грабила. Было у меня две пары быков, пара лошадей, четыре коровы, овцы, гуси, куры. После того, как «саранча» ушла, кот Мурзик объявился. Где-то спасался от «саранчи». Вот и всё, что осталось от моего хозяйства.

Объясняю этой «саранче», что сыны мои погибли у Будённого, объясняю ихним комиссарам, так они и слышать не хотят. Три коровы съели. Осталась одна. Пришла из табуна. Вымя ей распёрло, доить надо, а её застрелили и стали рубить на куски, не снимая шкуры. Старуха упала на ступеньках крыльца и умерла. Разорвалось сердце. Говорю им: «Вряд ли Чингисхан или Мамай, или Гирей так делали».

Они мне говорят: «Молчи, атаманский прихвостень, а то и тебя на мушку возьмём. Не знаем мы не Мамаев, ни Гиреев, а вот Троцкий приказывает против казаков направить металл и огонь». А я, Иван Павлович, работал и не за чей хвост не держался. Я делал своё дело так, как его надо делать. Я был обязан подготовить казаков-новобранцев в полк так, чтобы они знали команды пешего и конного строя и умели их выполнять, умели правильно седлать коня, садиться в седло, сидеть в седле на месте, при движеньи рысью, намётом, скакать на обгонки, рубить шашкой правильно. Лучше донцов никто не рубит. Никто у меня не отвертелся от полка, но и больного я в полк не пускал. Ни одного сироту не послал в пластуны. Всем покупал коней, справу, и они служили как настоящие казаки.

Последний год я служил. На смотре казачат мне в 1916 году генерал Груднев дал благодарность в приказе по округу, седло с нагрудником, сорок рублей деньгами и почётную грамоту.

Начала собираться в дорогу «саранча» и стали жечь дома. Выжгла всю площадь. На нижней улице сожгли дом и один магазин Дугина. Один парень шестнадцатилетний из рогатки с соседнего дома пустил чугунку и попал прямо в глаз одному поджигателю. Тот заорал и побежал, а за ним и вся поджигательная команда убежала. Так была спасена нижняя улица.

А те, что жили в моём доме, начали таскать солому под крыльцо. Я лёг на солому и говорю: «Жгите вместе со мной». На наш шум зашёл во двор ихний главный комиссар и запретил поджигать. Еврей, а спас мне дом.

Ницененков двухэтажный дом два раза обливали керосином. Керосин выгорит, а дом не загорается.

Жил я. Трое детей бегало по дому, а теперь никого. Старуха-песенница не выдержала. Дети все трое в неё пошли, все песняры были. А старуха в девках на клиросе пела. Бывало, как запоёт с детьми, так дух радуется. А сейчас никого. Дочка Машенька такая была умница. Замужем в Трёх Логах. Умерла от тифа. Остались два мальчика пяти и трёх лет, отец погиб у Будённого. Круглые сироты. Кровинушка родная, надо помочь, а чем? Ох ты, жизня! Извиняй, Иван Павлович, много я тебе наговорил. Амбары забирайте. Прощайте.

— Спасибо, Мартын Лукич, за амбары. Сегодня будем занимать.

Из кабинета уходил не тот Мартын Лукич, высокий стройный, красивый казачина, а сгорбленный старик среднего роста, на полусогнутых ногах с шаркающей походкой.

— Что делает горе с человеком, — подумал Красненький, глядя Мартыну Лукичу вслед. И ещё раз подумал о бессмысленности пролитой им крови.

Вернувшись к ветрякам от Мартына Лукича, Михаил повёз по дворам муку для раздачи. Подъезжая ко двору Христины Клименко, он заметил, как колыхнулась занавеска. «Сейчас выйдет», — подумал Михаил. Получив почти полный мешок муки, Христина попросила:

— Михаил Иванович, помогите занести.

Михаил спрыгнул с арбы, взял мешок за углы:

— Берите, Христина Петровна за гузырь [14] Гузырь — собраная часть мешка от завязки и выше ( Прим. ред .) .

Когда занесли муку и Михаил пошёл к выходу, Христина шагнула наперёд Михаилу, взяла его за отвороты полушубка, толкая посадила на стул:

— Я хочу тебя отблагодарить. Давай выпьем по стаканчику.

Когда выпили и закусили солёным огурцом, Христина села к Михаилу на колени и заговорила:

— Спасибо тебе, Михаил Иванович. Ты делаешь святое дело, спасаешь станицу от голода и холода. И делаешь это просто: у кого есть — берёшь, у кого нету — даёшь. Спасибо тебе и долгих лет жизни. Но больно ты правильный человек. Как струна у балалайки — ни одного изгиба, — Христина говорила, а лицо её то краснело, то бледнело, — ты помнишь, как ты клялся мне в любви? Я не пошла за тебя и вижу, что ошиблась. А сейчас я вся твоя.

Христина впилась своими яркими и сочными, давным-давно никем не целованными губами в губы Михаила Ивановича. Он взял голову Христины в ладони и мягко отстранился, не глядя ей в глаза:

— Христина, подожди. Лошади пошли. Я сейчас привяжу, — и кинулся к двери. Христина подошла к окну и из-за занавески увидела, как только что спокойно стоящие лошади пошли, управляемые Михаилом.

— Обманул, проклятый. Как теперь встречаться? Стыдоба какая…

Христина рано узнала, что она красива. Родители её, сестра Агриппина и братишка были обыкновенными, а она, Христина хотя и была похожа на мать и на отца, но в то же время была красавицей. Она любила смотреть на себя в зеркало и любоваться своей красотой. Впрочем, она никогда ей не кичилась. Учась в школе, она все три года просидела за задней партой, но окончила школу с «Почётной грамотой». В подарок получила книги «Анну Каренину» и «Воскресение» Л. Н. Толстого. По улице не пройдёт, чтобы не поздороваться. Здороваясь, обязательно скажет: «Здравствуйте, Мария Ивановна или Пётр Иванович». Она знала всех или почти всех жителей станицы по имени и отчеству. С пятнадцати лет, когда старшие девушки приняли её в свой круг, Христина стала часто ходить в церковь и вела себя там подобающим образом: ставила свечи, знала своё постоянное место в храме, входила и выходила с крестным знамением.