Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Неоднократные попытки установления авторитарных режимов в Грузии (на завершающем этапе правления Эдуарда Шеварднадзе, на втором президентском сроке Михаила Саакашвили) оказались неудачными в силу различных причин: сильных антиноменклатурных настроений, укоренившихся в грузинском обществе после трагических событий 9 апреля 1989 года, когда советские войска разогнали мирную демонстрацию протеста; в силу традиций национальной культуры, а также такого фактора, как наличие среди политически активной части грузинской интеллигенции большого количества граждан, получивших образование в странах Запада 205 205 Мосаки Н. Образованный бэкграунд властной элиты Грузии и российско-грузинские отношения // Мировая экономика и международные отношения. 2015. № 9. С. 93–104. .

В Киргизии авторитарные устремления президентов Аскара Акаева, Курманбека Бакиева и Алмазбека Атамбаева в конечном итоге закончились для них фиаско, поскольку политико-географический раскол республики на Север и Юг и особенности построения национальной элиты, разделенной на несколько соперничающих кланов, создавали неблагоприятную среду для укоренения авторитаризма.

В странах же, где препятствий на пути усиления авторитарных тенденций не существовало (Россия, Белоруссия), начал осуществляться возврат к авторитаризму. Причины такого поворота были различными. В Белоруссии это отсутствие демократических традиций в политической культуре и сильные просоветские симпатии. В России важную роль сыграло разочарование значительной части населения в либерально-демократическом капитализме, под лозунгами которого осуществлялись демократические и рыночные реформы 1990‐х. Августовский дефолт 1998 года ознаменовал поворот массовых настроений в пользу возвращения к государственному патернализму и жесткому регулированию экономики. В дальнейшем авторитарный запрос усилился благодаря возрождению и широкому распространению в общественном мнении неоимперских стереотипов, затруднявших, помимо всего, и формирование гражданской нации.

В Казахстане авторитарный режим с самого начала активно использовал имитационные демократические процедуры. Но по мере того как оформились и укрепились новые элиты, нажим на оппозиционные президенту Нурсултану Назарбаеву силы, партии, группы, НПО и СМИ усилился. Сам же режим приобрел отчетливо персоналистский характер.

В 2010‐х годах у аналитиков появились основания утверждать, что во внутриполитическом развитии некоторых государств ЦВЕ (Венгрии, Польши, до 2016 года – Македонии (ныне Северная Македония)) и постсоветского пространства (Грузия, Молдова) снова стали проявляться некоторые общие черты развития, связанные с возрождением авторитарных тенденций. Речь идет о таком явлении, как монополизация власти отдельными акторами путем установления контроля над исполнительной, законодательной и судебной ее ветвями при сохранении конкурентных выборов, оппозиционных СМИ и иных «инфраструктурных» элементов демократии. Разница между двумя регионами состояла лишь в том, что в Венгрии, Польше и Македонии в роли этих акторов выступали политические партии и их авторитарные лидеры: ФИДЕС (Виктор Орбан), «Право и справедливость» (Ярослав Качиньский) и ВМРО-ДПМНЕ (Никола Груевски), – а в странах постсоветского пространства власть монополизировали отдельные «олигархи» с помощью партий и партийных коалиций: Бидзина Иванишвили в Грузии (партия «Грузинская мечта») и Владимир Плахотнюк в Молдове (Демократическая партия и проевропейская коалиция).

Пока трудно сказать, следует ли в этой связи вести речь о неожиданно появившемся феноменологическом сходстве некоторых тенденций внутриполитического развития в регионах с различными типами трансформации. В этом случае необходимо изучать причины этого сходства. Или же мы имеем дело с простым хронологическим совпадением процессов, имеющих разную природу и происходящих в странах, которые находятся на разных этапах демократической эволюции? Если в Венгрии и Польше, этих странах – лидерах процессов демократизации в бывшем социалистическом лагере, устойчивые демократические системы сложились еще в 2000‐х, то Молдова и Грузия в лучшем случае находятся лишь на стадии электоральной демократии. Вероятно, дальнейшие исследования помогут дать аргументированный ответ на этот вопрос. При дальнейшем анализе, думается, нужно также учитывать фактор устойчивости подобного рода режимов. Так, в Македонии режим Николы Груевски продержался около десяти лет и сошел со сцены в 2016‐м, а в Молдове фактическая власть Влада Плахотнюка продолжалась несколько лет и закончилась в 2019 году.

Неудачи транзитологических теорий в объяснении постсоветских трансформаций, ставшие очевидными уже в конце 1990‐х годов, более поздние и столь же безуспешные попытки объяснить причины отклонений стран региона от пути демократизации ссылками на особые, промежуточные формы демократии («демократии с прилагательными») придали импульс разработке иного инструментария для понимания изменений в ННГ. Такой инструментарий стал разрабатываться начиная со второй половины 2000‐х годов как в странах постсоветского пространства, так и на Западе 206 206 Фисун А. А. Демократия, неопатримониализм и глобальные трансформации. Харьков: Константа, 2006; Он же . Постсоветские неопатримониальные режимы: генезис, особенности, типология // Отечественные записки. 2007. Т. 39. № 6. С. 8–28; Hale H. E. Patronal Politics: Euroasian Regime Dynamics in Comparative Perspective. New York: Cambridge University Press, 2015; Mizsei K. The New East European Patronal States and the Rule-of-Law // Stubborn Structures: Reconceptualizing Post-Communist Regime / Ed. by B. Magyar with an introduction by H. E. Hale. Budapest; New-York: Central European University Press, 2019. Р. 531–610. . Его суть состоит в том, что ключевое значение для понимания постсоветской политики имеют патронажно-клиентелистские отношения, на которых эта политика базируется. Они пронизывают всю сферу властных взаимодействий и создают неформальные политические практики, которые становятся более важными, чем процедуры, предписываемые законодательством. С помощью неформальных практик происходит, в частности, выхолащивание соревновательного характера демократических процедур.

Патронажно-клиентелистские отношения строятся на земляческих, родственных, дружеских, профессиональных связях и носят непубличный характер, формируя сферу «теневой политики». При такой системе содержание политического процесса в значительной, а в странах с низким уровнем политического участия – в решающей степени, определяется конкурентной борьбой различных групп и кланов за контроль над ресурсами государства. Политическое развитие обусловлено не реализацией общенациональных задач и программ, а корпоративными интересами отдельных групп. Конкурентная борьба за ресурсы не означает, что соперничающие группы не могут достичь консенсуса в отношении принципов функционирования их власти. Такого рода компромиссы вполне возможны, если они помогают конкурирующим группам добиться устойчивости своего положения и получить гарантированные каналы доступа к дележу ресурсов.