Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Страны первой группы продемонстрировали распределение сил, которое в дальнейшем не пересматривалось: демократия осталась здесь «единственной игрой в городе», а режим в целом можно считать либерально-демократическим (несмотря на то что русское население было частично поражено в правах). Страны третьей группы, за одним исключением (Киргизия), на протяжении большей части своей постсоветской истории оставались авторитарными и сегодня являются консолидированными персоналистскими авторитаризмами. При этом в трех из них это положение дел, определившись на выборах 1990 года, никогда не менялось ( группа III-B : Казахстан, Узбекистан, Туркменистан). В четырех остальных, хотя оппозиция и не сумела оказать значимого влияния на исход выборов 1990 года, сохранившая доминирование старая коалиция оказалась недостаточно сильной и теряла власть, однако уже во второй половине 1990‐х здесь происходило восстановление сетей патронажа и авторитарной системы управления ( группа III-А: Азербайджан, Белоруссия, Киргизия, Таджикистан).

Таблица 1. Исход выборов 1990 года, тип перехода и характер политического режима в 30-летней перспективе

* Блок «Круглый стол – Свободная Грузия» получил 54% голосов и выиграл 59% мест по одномандатным округам; за счет перераспределения голосов не прошедших партий блок получил 155 из 250 мест (62%), однако его электоральный результат находится в диапазоне 54–59%.

Наконец, пять стран, в которых оппозиция, не добившись устойчивого доминирования, оказала значимое влияние на исход выборов в 1990 году ( группа II ), в большинстве своем формируют пул «конкурентных олигархий» – государств с гораздо более высоким, нежели в странах группы III , уровнем конкурентности, политических и гражданских свобод (см. таблицу 2). В научной литературе нет устоявшегося термина для обозначения этого типа режима («частичные (partial)», «электоральные», «дефектные» демократии, «гибридные режимы»), однако понимание их природы выглядит вполне консистентным: относительно высокий уровень политической конкуренции сочетается здесь с низкой подотчетностью правительства, со слабостью политических партий и гражданского сектора, а также со слабым правопорядком, что ведет к повторяющимся попыткам «захвата» государства со стороны тех или иных элитных групп и коалиций. Термин «конкурентные олигархии», восходящий к теоретическому концепту Роберта Даля (режим с высоким уровнем конкуренции, но низким уровнем участия 218 218 Dahl R. A. Polyarchy: Participation and opposition. New Haven; London. Yale University Press, 1971. ), указывает, что субъектами политической конкуренции являются здесь не «вертикальные» партийные структуры, объединяющие элитные группы и широкие гражданские слои, а «верхушечные» группировки и их клиентелы. Стоит подчеркнуть, что, хотя подобная конкуренция олигархических групп, или «патрональных пирамид» 219 219 Hale H. E. Patronal politics: Eurasian regime dynamics in comparative perspective. Cambridge University Press, 2015. , не соответствует идеалу демократического порядка, она самим фактом своего существования обеспечивает достаточно высокий уровень политических и гражданских свобод и в общих чертах соответствует определенным историческим периодам становления демократии на Западе 220 220 См., например: Miller M. K. Democratic pieces: Autocratic elections and democratic development since 1815 // British Journal of Political Science. 2015. Vol. 45. № 3. P. 501–530. .

Таблица 2. Два типа постсоветских режимов: уровень конкурентности и политических свобод

* В Киргизии в 2010–2011 гг. – президент переходного периода, в Армении с 2018 г. – премьер-министр, в Молдове в 2010–2012 гг. – исполняющие обязанности президента; данные на 2020 г.

Выявленная взаимосвязь между исходом выборов 1990 года и типом режима в постсоветском периоде имеет два исключения: Киргизия – страна, где оппозиция не оказала влияния на исход выборов в 1990 году, – развивалась до начала 2000‐х как персоналистский авторитаризм центральноазиатского типа, однако с середины 2000‐х перешла в класс «конкурентных олигархий». И наоборот, Россия – страна, где оппозиция сумела добиться существенного успеха на выборах 1990 года, до начала 2000‐х демонстрировала многие черты «конкурентных олигархий», но затем перешла в группу персоналистских авторитаризмов. Это обстоятельство не подрывает базовой гипотезы, но лишь указывает на наличие дополнительных факторов, способствующих или препятствующих консолидации авторитарного режима.

Следуя за фундаментальным наблюдением Монтгомери – Ремингтона и Макфола о формирующем характере исхода выборов 1990 года, мы, во-первых, хотим подчеркнуть, что он остался актуальным и сегодня, через 30 лет, а во-вторых, хотим сосредоточиться на выводе, который вытекает из этого наблюдения, но остался вне поля внимания авторов. Тот факт, что уже на «учредительных» выборах 1990 года проявило себя базовое распределение политических сил внутри советских республик, во многом определившее их политические траектории на длительный период, означает, что фундаментальные характеристики соответствующих политий формировались не после , а до этого события и гораздо раньше, чем республики превратились в независимые государства. И этот вывод существенно корректирует наши представления о факторах и механизмах «транзита к постсоветскости» и об основных этапах этого процесса. Именно выборы 1990 года в наибольшей степени можно считать «учредительными» для постсоветских стран; фактическая история их транзита начинается существенно раньше обретения ими независимости, а их траектории в постсоветском периоде определяются не столько решениями и выбором акторов, оказавшихся «у руля» в момент обретения фактической независимости, сколько тем балансом и конфигурацией сил, которые сложились в основном в ходе предыдущих стадий – в стадии формирования их протополитий и протогосударственностей.

Советская система оперировала мощными институтами социально-политической и экономической унификации и добивалась значительных успехов в стандартизации политических, экономических и социальных институтов, особенно в периоде «высокого насилия» сталинской эпохи ее истории (1929–1953). Несмотря на этот реальный социальный уклад республик и регионов, СССР значительно отличался, сохраняя фундаментальные черты, определенные длительными периодами предшествующего развития, принадлежностью к различным культурно-историческим и конфессиональным ареалам, а также стартовым уровнем развития, который не был в достаточной мере выровнен в советском периоде.