Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Но это не означает, будто политическое сообщество в целом настолько малозначимо для людей, что их мнениями легко манипулировать. Имеющиеся данные говорят скорее о том, что люди откликаются на политические послания «сверху», поскольку это имеет общественный смысл в местном контексте – даже несмотря на впечатление практической и материальной малозначимости их макроконтекста. В обстановке «укороченного» доверия символическое позиционирование становится для людей любых политических убеждений важным маркером « адекватности ». Самыми рьяными сторонниками Путина, как правило, становятся те, для кого такая поддержка позволяет смягчить напряженность в отношениях с окружающими; то же самое относится и к его оппонентам. Фактор уживчивости в поддержке Путина и фактор эмоционального подъема на митинге после присоединения Крыма говорят о социальной, а не политической мотивации, казалось бы, политического поведения.

Таким образом, мы возвращаемся к вопросу, которым задались выше в качестве реакции на утрированное допущение Поп-Элечеса и Такера о том, что взрослый человек никогда по доброй воле не пожелает подвергнуться «политической обработке». Проблема здесь, конечно, в самом термине: мало кто захочет признаться, что стал объектом индоктринации, тем более по собственному почину. Этот же вопрос можно сформулировать менее императивно: почему человек – Homo post-sovieticus или любой другой – может воспринять как собственные те идеи, ценности и символы, которые преобладают в окружающей его среде? Один из возможных ответов состоит в том, что уступчивость обходится дешевле, чем сопротивление, но даже такой вариант принижает волевой характер этого акта. Другой ответ можно сформулировать так: в среде, отдающей предпочтение локализованному доверию и локализованным действиям, где все то, реальная значимость чего вам известна, находится на расстоянии вытянутой руки, а обо всем, что расположено дальше, вы знаете, что оно носит символический характер, эти символы можно расставить и задействовать так, чтобы они в первую очередь приносили пользу локальным стратегиям, а не наоборот.

Все это нисколько не минимизирует авторитарный характер российской политики и не лишает значимости само понятие «авторитаризм». Отнюдь! Большинство концепций авторитаризма, которыми оперируют политологи, трактуют системы единоличной власти как дефектные – созданные для подавления самого общества, а потому вынужденные действовать без его поддержки. Пример России, однако, показывает, что авторитаризм можно рассматривать как нечто более всеобъемлющее, более целостное. Суть российской автократии не в том, что Путин считает поддержку народа полезной для себя – хотя он, несомненно, видит в ней пользу и не жалеет усилий, чтобы ее сохранить. Возможно, сила Путина заключается в том, что простые россияне считают полезным для себя его поддерживать по причинам, не имеющим никакого отношения к самому Путину и связанным исключительно с их собственной жизнью. И в этом, наверное, кроется результат перехода для граждан постсоветской России: сотрудничество с государством и приверженность ему превратились из реального факта глобального значения в символический факт локального значения.

Представления о типах и типологии людей активно используются в суждениях о позднесоветском и российском обществе – прежде всего в работах Ю. А. Левады и его коллег 362 362 Голов А. А. и др. Советский простой человек; Гудков Л. Д. «Советский человек» в социологии Юрия Левады // Общественные науки и современность. 2007. № 6. . Исследователи обращают внимание на один тип, который они рассматривают как доминирующий, что, впрочем, «не обязательно означает количественное, статистическое преобладание», и называют этот тип «человеком советским» 363 363 Голов А. А. и др. Советский простой человек. С. 7. . Они также размышляют о том, как меняется распространенность выделенного ими типа людей. В период революционных изменений конца 1980‐х – начала 1990‐х годов авторы полагали, что наблюдают «разложение и в конечном счете, по-видимому, уход с исторической сцены „человека советского“» 364 364 Там же. C. 6. .

Присутствие типологической терминологии в исследовательских текстах коллектива Левады на протяжении всего постсоветского периода свидетельствует о востребованности типологического подхода. Эти исследования содержат богатую эмпирическую информацию, но в ней почти нет собственно типологических феноменов, анализируются отдельные переменные и респонденты характеризуются значениями по этим отдельным переменным 365 365 Это замечание никак не снижает ценности содержащейся в этих исследованиях информации; как точно однажды заметил К. Ю. Рогов, значительную часть того, что мы знаем о современном российском обществе, мы знаем благодаря опросам и публикациям Левада-Центра. . Типологические же описания предполагают объединение людей в группы на основе того или иного множества переменных.

Развивая задачу изучения «распределения человеческих типов», мы в настоящей главе представим типологию, построенную на основе базовых ценностей – характеристик, существенных для описания «человека советского». В то же время непосредственно с концепцией «человека советского» эта типология не связана: для ее построения используются иные эмпирические индикаторы и в ее основе – иная теоретическая модель ценностей. Мы рассмотрим российское общество в международном контексте и покажем, как представлены россияне в рамках единой общеевропейской ценностной типологии. Эта типология построена на данных Европейского социального исследования (ESS) 366 366 О Европейском социальном исследовании см.: Measuring attitudes cross-nationally: Lessons from the European Social Survey / R. Jowell, C. Roberts, R. Fitzgerald, G. Eva (eds). London: Sage, 2007. Сайт проекта: https://www.europeansocialsurvey.org. и описана в наших совместных публикациях с Питером Шмидтом 367 367 Магун В. С., Руднев М. Г., Шмидт П. Европейская ценностная типология и базовые ценности россиян // Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2015. Т. 121. № 3–4. С. 74–93; Magun V., Rudnev M., Schmidt P. Within- and Between-Country Value Diversity in Europe: A Typological Approach // European Sociological Review. 2016. Vol. 32. № 2. P. 189–202 (First published online: August 24, 2015); Rudnev M., Magun V., Schmidt P. Basic Human Values: Stability of Value Typology in Europe // Values, economic crisis and democracy / M. Voicu, I. C. Mochmann, H. Dülmer (eds). Abingdon: Routledge, 2016. Ch. 2. P. 21–49. . Данная типология дает систематический взгляд на российское население с точки зрения его распределения по общеевропейским ценностным типам, обеспечивая при этом возможность сравнения с другими странами.