Алексей Ракитин - Все грехи мира. Книга 2

Но это произойдёт позже, а 24 февраля Руф Лакер покинул свидетельское место явно обескураженный и потрясенный тем, как нескладно прошло его выступление в суде.

Место отца после небольшого перерыва занял сын, Гилберт Лакер. То, что происходило далее на протяжении почти 3-х часов, поразило всех, присутствовавших тогда в заде окружного суда. Мальчик буквально раздавил обвиняемого. В простых безыскусных выражениях он рассказал о преступлении и его обыденная речь звучала убийственно убедительно. «Дядя Боб Клементс сказал мне, что он убил всех Эдмондсонов и поместил тела в дом, а той ночью подожжёт дом и сожжёт их, и он дал мне 20 центов, чтобы я не болтал. (…) Дядя Боб сказал мне, что вся семья Эдмондсона преследовала его, и ему пришлось убить их, иначе они убили бы его, и тогда его дети увидели бы его смерть. Он сказал, что у Эдмондсона был нож, а остальная члены семьи преследовали его с палками и зубьями для бороны. (…) Я спросил дядю Боба, где была Нетти, и он сказал, что она лежала в холле мёртвой. Он сказал, что она очень боялась и что она пыталась сбежать от него в ночную темноту. Я рассказал маме, отцу и сестре то, что сказал мне дядя Боб» 8 8 Дословно на языке оригинала: «Uncle Bob Clements told me that he had killed all of the Edmondsons and had put them j In the house and would set lire to the house that night and burn them up, and he gave me 20 cents not to tell. (…) Uncle Bob told me the whole Edmondson family got after him, and he had to kill them or they would have killed him, and then his children would stare to death. He said Edmondson had a knife and the rest of the family had sticks and harrow teeth after him. (…) I asked Uncle Bob where Nettie was, and ho said she was then lying in the holl dead. He said she was high strung and that she liked to have gotten away from him, on the night of the are. I told mama, father and sister what Uncle Bob had told me.» .

Фрагмент показаний Гилберта Лакера, данных в ходе судебного заседания 24 февраля 1909 г.

Мальчика лично допросил судья, затем ему устроили в высшей степени пристрастный допрос адвокаты обвиняемого и длилось это бесконечно долго. Адвокаты явно намеревались измотать мальчика, с которым они общались прежде и, очевидно, составили о нём определенное мнение. Одни и те же вопросы они задавали ему по 5—6 раз, переставляя слова в надежде запутать мальчика и добиться желательного для себя ответа или оговорки.

Гилберт не дал сбить себя с толку и спокойно и ровно говорил обо всём, чем интересовались его vis-a-vis. Особый драматизм происходившему придавало то, что простой деревенский мальчуган оказался вынужден в одиночку противостоять трём образованным и поднаторевшим в юридических тонкостях сутягам. Никогда прежде мальчик не оказывался в центре внимания сотен людей, словно артист на сцене театра, с той лишь разницей, что в отличие от артиста, он не имел заранее выученного текста и не знал, каким окажется сценарий. В каком-то смысле перекрёстный допрос Гилберта явился импровизацией как для допрашивавших его адвокатов, так и для самого мальчика. То, что Лакер-младший сумел достойно выдержать это испытание, ни разу не сбившись и не переиначив своих показаний, произвело на присутствовавших в зале огромное впечатление. Гилберт был очень убедителен и ему поверили все, кто слышал его тогда. Если отец его до некоторой степени «смазал» линию обвинения, то Гилберт полностью устранил то негативное впечатление, что могло остаться у присяжных заседателей. Юный свидетель оказался лучшим из всех возможных!

После Гилберта обвинение вызвало врача Теодора Рассела, исполнявшего, как мы помним, функцию судебно-медицинского эксперта. Рассел рассказал о повреждениях тел, найденных на пепелище и продемонстрировал суду и присяжным огромное блюдо, сплошь заполненное фрагментами костей и зубами. По словам Рассела это были те останки, что нотариус Хелмс собрал около каменного сарая. Чтобы избежать гниения, доктор удалил с костей плоть, где таковая имелась, в результате чего остались небольшие фрагменты разрубленных костей.

Эта демонстрация наглядно и очень убедительно подкрепила высказанную в обвинительном заключении версию о расчленении тел Томаса Эдмондсона и его матери – они были разрублены на большое количество небольших фрагментов и увезены с фермы. По-видимому, убийца пытался расчленить также тела Лили и Нетти, но ему либо что-то помешало, либо отвлекло, либо он почему-то переменил план и отказался от этого намерения. Доктор Рассел, разумеется, не мог определить принадлежность костей, найденных у сарая, но большое количество собранных зубов однозначно свидетельствовало о том, что эти останки происходят более чем от одного человека.

В 21:20 судебное заседание было закрыто. На следующий день утреннее заседание началось в 08:45.

Обвинение продолжило вызов свидетелей. Некоторые из них дали очень интересные и важные показания. В частности, следует упомянуть о Джоэле Белле (J. W. Bell), близком друге семьи, который приходил к Эдмондсонам во второй половине дня 24 ноября. По мнению прокурора, Белл являлся одним из последних, видевших членов семьи живыми и здоровыми. По словам свидетеля, Томас Эдмондсон хотел забрать у него борону и они договорились, что он сделает это на следующий день, т.е. 25 ноября. Однако Том так и не приехал за бороной. Также свидетель сообщил, что впоследствии вместе с друзьями он пытался определить, кто и когда видел Томаса Эдмондсона в последний раз и оказалось, что никто не видел Тома 25 числа. И членов его семьи тоже!

Два других свидетеля – Джон Линокс (John Lenox) и Торн Джонсон (Torn Johnson) – рассказали суду и присяжным о следах крови возле дома Роберта Клементса, которые они видели утром 26 ноября, а также крови внутри дома. Ещё один свидетель – Джон Данн (John Dunn) – помимо крови перед домом обвиняемого сообщил о кровавом отпечатке пальца, оставленном на входной двери, хотя Ленокс и Джонсон этой детали не помнили. Позже все эти свидетеля принимали участие в уборке дома, которую оплатили родственники Томаса Эдмондсона и тогда же они видели фрагменты окровавленной одежды, найденные в камине в толще золы и углей.

Обвинение предъявляло им обгорелый кусок комбинезона с бурыми пятнами, предположительно, являвшийся частью той одежды, что была сожжена в доме Клементса, но свидетели улику не опознали и затруднились сказать, видели ли они именно этот кусок ткани в доме обвиняемого или какой-то другой.

Тем не менее, все эти свидетельства выглядели хорошо согласованными и даже в мелочах не противоречили друг другу. А Торн Джонсон к тому же, очень веско бросил тень подозрения на Роберта Клементса, рассказав о его странной осведомленности, проявленной в первые часы после трагедии. Напомним, что во время дачи показаний первому коронерскому жюри Клементс заявил о том, что Нетти Эдмондсон была зарезана, и Джонсону уже тогда показалась странной подобная точность умозаключений. Труп девочки был сильно загрязнён сажей и копотью, на него налипла трава, верхняя часть головы была отрублена и ножевя рана на шее в глаза совершенно не бросалась. Откуда Клементс мог знать, что девочка погибла от ножевых ранений, а не от ударов топором?