Алексей Ракитин - Все грехи мира. Книга 2

Малолетний свидетель последовательно опровергал версию обвинения. Он уверял судью и присяжных в том, что 25 ноября – то есть тогда, когда Эдмондсоны по версии обвинения уже были мертвы почти сутки! – он видел всю семью дважды. Обвинение уверяло, что нет ни одного свидетеля, видевшего Эдмондсонов после 24 ноября, но вот на свидетельское место уселся 9-летний мальчуган и принялся утверждать прямо обратное! Неужели сторона обвинения умышленно решила скрыть ценного свидетеля?! Или же свидетель лгал под присягой?!

Судья Верт оказался заинтригован происходившим до такой степени, что решил лично допросить мальчика. Он дотошно расспрашивал о его о событиях 25 ноября и, в частности, поинтересовался видел ли мальчик в тот день Лили Эдмондсон? Юный свидетель энергично кивнул и объяснил, что просил у «тёти» попить и та налила ему стакан содовой. Хорошо, а видел ли мальчик отца и мать вечером того дня, когда произошла трагедия? И снова свидетель исчерпывающе и с подкупающими деталями рассказал, как проснулся ночью от зарева в окне, как его раздетые мать и отец метались по дому, натягивая на ходу одежду, как отец крикнул ему, чтобы он звонил в пожарный колокол, а сам, не застёгивая пуговиц на рубашке, помчался в сторону горевшего дома. Раздетый Корбин выбежал в зябкую ночь и бил в колокол до тех пор, пока не услышал звуки других колоколов, звонивших окрест и оповещавших жителей о пожаре.

Мальчик был очень убедителен! Обвинение допрашивало его более 2-х часов и не добилось ошибок, противоречий или неточностей. Корбин обаял присутствовавших в зале даже больше, чем Гилберт Лакер накануне. Ещё несколько часов назад мало кто в Декейторе сомневался в том, что Боб Клементс зверски убил и расчленил целую семью – и вот всё переворачивалось буквально с ног на голову!

Явление суду Корбина Клементса была триумфальным. Он держался как настоящий герой и после дачи показаний скромно – как подобает герою! – сел рядом с матерью и дедом, сидевших в зале позади обвиняемого.

На это месте можно было бы процесс заканчивать. Если бы защита заявила, что свидетелей более не имеет и можно переходить к прениям, то суд закончился бы много ранее и с результатом весьма предсказуемым. В том смысле, что жюри присяжных, оставшееся под сильным впечатлением от выступления 9-летнего Корбина, скорее всего, не договорилось бы до обвинительного вердикта и судья вынес бы какой-нибудь половинчатый приговор с формулировкой «за недоказанностью вины» или даже вообще очистил бы Клементса от всех подозрений «всухую».

Но не зря же говорится, что лучшее – враг хорошему. Роберт Клементс посчитал, что он тоже должен дать показания! Для чего ему это понадобилось рационально объяснить невозможно. По моему субъективному суждению, если читатель позволит его сейчас высказать, папаша просто позавидовал успеху сына. Судя по всему, Роберт был человеком фатоватым, хвастливым, из числа тех, кто желает быть на каждой свадьбе женихом, а на каждых похоронах – покойником. То, что его малолетний сын выступил и вызвал всеобщее расположение, спровоцировало отцовскую ревность. Роберт явно считал себя очень умным человеком, хотя на самом деле он был малограмотен и весьма недалёк. Глядя со стороны, ему должно быть показалось, что общаться с прокурором и судьёй просто – надо лишь непринужденно сесть в кресле, отвечать на вопросы быстро и демонстрировать уверенность в своих словах.

Закон позволяет обвиняемому не давать показания в суде и Роберт Клементс поначалу этим правом воспользовался. Но закон точно также даёт обвиняемому право в любой удобный момент пренебречь этой возможностью и дать показания. Единственное ограничение – это следует сделать до того момента, как жюри удалится в совещательную комнату. И вот Роберт Клементс вдруг надумал этой возможностью воспользоваться. Никакой особой целесообразности в этом не было, разумное сомнение в точности версии обвинения уже было посеяно и в умах присяжных, и в голове самого судьи Верта. И мы можем не сомневаться, что всё закончилось бы для Боба Клементса более или менее неплохо.

Но… Боб захотел славы и всеобщего внимания. Просидеть на собственном суде и не сказать ни слова – да это же лютая пытка! Сколько психопатов, жаждущих всеобщего внимания и считающих себя умнее всех, попались в эту эмоциональную ловушку…

Обвиняемому, разумеется, предоставили возможность выступить безо всяких ограничений. Роберт Клементс заливался соловьём более 3-х часов. Он не без сарказма пошутил над теми, кто видел кровь на его доме и возле дома. Он поиронизировал над тряпицей, про которую обвинение говорило, что она найдена в его камине. Роберт особо настаивал на том, что не менял своих показаний, данных с интервалом в 2 дня коронерскому жюри. Все обвинения в том, что он будто бы во время выступления перед вторым жюри умышленно оговорил Генри Калберта, подсудимый отверг и предложил свериться с протоколом заседаний. Его смелость, по-видимому, была вызвана тем, что он знал об отсутствии протоколов.

Одна из многих газетных статей, посвященная выступлению в судебном заседании сына обвиняемого.

Вообще же, тот факт, что два выступления Клементса перед жюри сильно различались, под сомнение поставлен быть не может – об этом говорили сами члены жюри, слышавшие Клементса в обоих случаях. Фактически Клементс обвинил уважаемых людей в том, что они оболгали его, но после такого обвинения следовало объяснить зачем же они это делают?

В общем, обвиняемый растекался мыслью по древу, но самое интересное началось тогда, когда он выдохся, по-видимому, посчитал, что дело сделано и показания можно заканчивать. Однако тут стал задавать вопросы обвинитель. Вопросы оказались острыми, по существу, без лишних эмоций. У Клементса спросили, подтверждает ли он свой рассказ о посещении Генри Калбертом фермы Эдмондсонов во второй половине дня 25 ноября? Роберт подтвердил, что сейчас он уверен в точности своих воспоминаний – Калберт действительно приезжал тогда на ферму и уединялся с Лили Эдмондсон. А чем же Клементс занимался накануне? Рубил дерево в лесу… И много нарубил? Много, два воза дров… Что ж, отлично!

Этим перекрёстным допросом заседание суда закончилось. Обвинение попросило перенести прения на следующий день, поскольку ему требуется некоторое время для подготовки к продолжению процесса. В этом месте всем присутствующим стало ясно, что интрига затягивается всё туже, у обвинения имеется в арсенале нечто важное, но что это могло бы быть никто предугадать не брался. И правильно, потому что сложно было предугадать что же именно произойдёт далее.