Алексей Ракитин - Все грехи мира. Книга 2

Эдгар сообщил, что в конце января этого года, узнав об аресте Роберта, сильно встревожился. Он подозревал, что судья имел основания для ареста и очень волновался, думая о том, что Роберт может быть каким-то образом повинен в чудовищном убийстве семьи Эдмондсон. Чтобы избавиться от дурных мыслей, он решил поговорить начистоту со старшим из сыновей Роберта Клементса, тем самым Корбином, что накануне давал показания в суде и всех очаровал своей непосредственностью и искренностью. Поскольку разговор предстоял серьёзный и его желательно было провести при свидетелях, Рассел пригласил Эварда Лакера, родного брата Руфуса и дядю Гилберта Лакера.

Примерно через пару дней после ареста Роберта Клементса, Эд Рассел и Эд Лакер вошли в комнату к Корбину и предложили поговорить по душам. Они объяснили мальчику свою обеспокоенность судьбой его арестованного отца и попросили откровенно рассказать о событиях конца ноября минувшего года. Рассел особо подчеркнул, что ни он, ни Лакер не запугивали мальчика и разговаривали с ним очень вежливо, всё, что они услышали от Калберта было сказано безо всякого принуждения.

Что же сказал мальчик? По его словам, однажды в конце ноября он увидел отца, вошедшего в дом в шляпе и рубашке, на его шее была видна кровь. Он сказал Корбину, что ему нужна чистая одежда и мальчик побежал её искать. Весь следующий день отец оставался дома, а когда наступила ночь, он взял заряженный пистолет и сказал, что ему нужно покормить скот. Роберт Клементс вышел из дома и некоторое время отсутствовал, после чего загорелся дом Эдмондсонов и каменный сарай неподалёку от него. Рассел, выслушав сбивчивый рассказ мальчика, прямо спросил его: «Твой отец сделал это и солгал?», на что Корбин ответил «да» и кивнул 13 13 Дословно в стенограмме суда фраза Рассела выглядит так: «I asked the boy if his father did this and lie said yes» .

Защита отказалась от допроса Рассела, что легко объяснимо. Во-первых, адвокаты явно не ожидали подобного поворота и сориентироваться им в мгновенно изменившейся обстановке было очень сложно. Во-вторых, свидетель являлся другом обвиняемого и дискредитировать его было крайне опасно, поскольку негативная информация могла рикошетом ударить и по Роберту Клементсу. Разумнее было промолчать и дать свидетелю спокойно уйти, пока тот не не наговорил чего-то ещё столь же взрывоопасного.

Правда, адвокаты предприняли попытку отыграться на Эдварде Лакере, который также был вызван обвинением для подтверждения точности рассказала Рассела. После того как Лакер передал содержание беседы с мальчиком – в целом его повествование полностью соответствовало показаниям Эда Рассела – адвокаты самым пристрастным образом принялись дезавуировать сказанное. Лакер являлся участником встречи в магазине, о которой немало уже было рассказано выше, а потому неудивительно, что на него посыпались упрёки в предвзятости, алчности, антагонизме к обвиняемому и т. п. Эдварду пришлось попотеть, доказывая, что его показания продиктованы отнюдь не стремлением получить деньги из общественного фонда и, наверное, он был не очень убедителен.

Тем не менее, даже отчасти успешная атака на Лакера, помочь адвокатам не могла. Свидетели, заслушанные в суде в тот день, настолько явно и выразительно разоблачили двуличие Роберта Клементса, что даже самый красноречивый адвокат уже не смог бы искоренить негативное отношение к обвиняемому, сформировавшееся у присутствовавших в зале.

Последовавшие прения сторон уже ни на что не могли повлиять. Всем было ясно, что Роберт Клементс слишком много врал и этого было достаточно для того, чтобы счесть его виновным. В том, что вердикт жюри присяжных окажется обвинительным мало кто сомневался. Прения сторон были закончены в 21:45.

После этого судья на протяжении 35 минут давал наставление присяжным, напомнив им о принятых на себя правах и обязанностях и вкратце остановившись на уликах и свидетельских показаниях, представленных в суде. В 22:20 присяжные удалились в совещательную комнату. На вопрос судьи, не собираются ли они отправиться спать в гостиницу, дабы приступить в обсуждению вердикта со свежими силами поутру, старшина присяжных ответил, что жюри намерено бодрствовать до тех пор, пока не придёт к согласованному решению.

Судья Верт остался в своём кресле дожидаться возвращения жюри. Он разрешил судебным маршалам не закрывать зал и сотни людей принялись ждать появления присяжных вместе с ним. Напряжение присутствовавших постепенно росло. Через 1 час 40 минут, буквально за несколько минут до полуночи, жюри вернулось в зал заседаний и его председатель заявил, что они имеют готовый вердикт.

Вполне ожидаемо присяжные признали Роберта Клементса виновным в убийстве 1-й степени Нетти Эдмондсон и «других членов семьи Эдмондсон, в общей сложности 5 человек». Судья обратился к подсудимому с вопросом, хочет ли тот сказать что-либо до вынесения приговора? Клементс предусмотрительно отказался от слова, понимая, что заявить о раскаянии – значит признать вину, а не признать вину – значит продемонстрировать отсутствие раскаяния. И то, и другое в его положении было одинаково плохо. Честно говоря, лучше бы он подобное здравомыслие продемонстрировал накануне! Но… сослагательного наклонения история не знает.

Судья Верт объявил о закрытии суда и удалился для того, чтобы поработать над приговором. Его оглашение было назначено на 10 часов утра 4 марта.

В тот день и час Томас Верт осудил Роберта Клементса на пожизненное заключение в тюрьме. Десять суток с момента оглашения приговора отводились на подачу апелляции в Верховный суд штата, до истечения этого срока осужденный должен был оставаться в окружной тюрьме в Декейторе. Закончив речь, судья обратился к Клементсу с вопросом, понимает ли тот смысл приговора и имеет ли намерение сделать какое-либо заявление в присутствии общественности? Роберт Клементс как будто бы удивился обращенным к нему словам и лениво пробормотал: «Я невиновен». При этом он не переставал жевать табак и выглядел ленивым и высокомерным. То, что он во время оглашения приговора жевал табак, отметили многие журналисты, согласно понятиям об этикете того времени подобное жевание расценивалось как демонстративное неуважение.

Приговор, вынесенный судьёй Вертом, был логичен и разумен, он полностью соответствуя принятой в уголовных судах США практике. Не признающие вину преступники, в отношении которых обвинение не располагало прямыми уликами, за убийства 1-й степени приговаривались именно к пожизненному лишению свободы, а не смертной казни. Логика подобной практики довольно очевидна – судебная ошибка не должна была убить невиновного.