Алексей Ракитин - Все грехи мира. Книга 2

На следующий день, 27 февраля, судебное заседание открылось в 08:45. Открылось оно довольно неожиданно, судья Верт вдруг решил ещё раз допросить обвиняемого, несмотря на то, что тот закончил давать показания накануне. Допрос был довольно лаконичным, судья лишь прошёлся тезисно по основным утверждениям Клементса, сделанным ранее, и уточнил детали – где происходило то или иное событие? когда? кто был свидетелем? Нетрудно догадаться, что судья неспроста надумал вернуться к допросу – он явно решил зафиксировать обстоятельства с максимальной точностью, дабы не дать обвиняемому возможности утверждать в дальнейшем, будто его неправильно поняли и говорил он совсем иное.

Покончив с этим блиц-допросом буквально за четверть часа, судья предложил обвинению высказаться по существу сделанных обвиняемым заявлений. И вот тут началось самое интересное – обвинение стало вызывать одного за другим свидетелей, опровергавших буквально каждое слово, сказанное ранее Робертом Клементсом.

Занявший свидетельское место Джордж Гайер сообщил, что ему хорошо известно самое толстое дерево в местном лесу, расположенное на удалении около 180 ярдов (~160 метров) от дома, занятого в ноябре минувшего года семьёй Клементс. Дерево это было срублено в первой декаде ноября, приблизительно за 2 недели до убийства Эдмондсонов, причём после этого крупные фрагменты ствола и ветки были распилены и подготовлены к вывозу. Судя по состоянию коры, подсохшей к тому времени, когда остатки этого дерева видел Гайер, дерево было разделено на фрагменты примерно десятью днями ранее. Кто его срубил и распилил свидетель не знал.

В этом месте судья остановил Гайера и обратился непосредственно к Клементсу, спросив, может ли тот пояснить что-либо относительно данного заявление свидетеля? Подобное обращение, разумеется, являлось некоторым нарушением процедуры, поскольку судебное заседание превращалось в аналог очной ставки, но судья Верт, очевидно, посчитал подобное отклонение от нормы допустимым. На Боба Клементса было больно смотреть – он явно оказался застигнут врасплох как словами Гайера, так и обращением к нему судьи. Обвиняемый ответил невпопад, что он знал о срубленном дереве и ходил в лес, чтобы его распилить, потому что нужны были дрова, а зачем рубить, если дерево уже спилено… Судья тут же уточнил, пилил ли Клементс дерево и привёз ли он домой два воза дров? Обвиняемый в этом месте совершенно потерялся, он ведь понятия не имел о том, какие свидетели есть в резерве обвинения и вдруг следующий свидетель опровергнет его, коли он солжёт? Роберт Клементс невнятно пробормотал, что дров он не принёс и напилить их не смог, потому что… дерева вообще не нашёл! 12 12 Он произнёс буквально: «Я лишь хотел посмотреть действительно ли там есть срубленное дерево.» [на языке оригинала дословно: «I just wanted to see if there was any cut wood there.»]

Это был, конечно же, фурор! Накануне – да что там накануне, прямо этим утром! – обвиняемый живописно повествовал о том, как ходил в лес и рубил самое толстое дерево… огромное дерево… потратил на это целый день… собрал два воза дров… устал и явился домой, измученный работой… а в итоге заявил, что дерева-то он вообще не нашёл! Обвиняемый в убийстве Клементс добровольно согласился свидетельствовать, дал присягу на «Библии», соврал и был пойман на вранье. Саморазоблачительно, да!

Но это было лишь начало тотального посрамления Роберта Клементса. Обвинение вызвало для дачи показаний Колемана Дженнингса (Coleman Jennings), друга Генри Калберта.

Колеман Дженнингс заявил судье, что на протяжении 25 ноября трижды приезжал к Калберту в разное время, в том числе и поздним вечером и тот ничего ему не говорил о поездке к Эдмондсонам. Свидетель был уверен, что такой поездки в тот день быть попросту не могло, в противном случае Генри рассказал бы ему о ней. Кроме того, по словам свидетеля, у Генри не было времени на подобную поездку, поскольку ему следовало срочно отвезти и продать в магазин мясо свежезабитого телёнка. В принципе, можно было поставить под сомнение показания Дженнингса, ведь друг не обязан был рассказывать ему о своём времяпрепровождении во всех деталях, но слова Колемана отлично дополнялись показаниями следующего лица, занявшего свидетельское место.

Нового свидетеля звали Джон Дженнингс (John Jennigs) – это был однофамилец Колемана, проживавший в местечке Волхермоза Спрингс (Valhermosa Springs) приблизительно в 2,5 км. к северу от Вудланд Миллс. Джон рассказал, что во время своей поездки в середине дня 25 ноября встретил Калберта – тот управлял возком, в который были запряжены два быка. Они перекинулись несколькими словами и Калберт сообщил ему, что везёт на продажу парную телятину. Имея скоропортящийся груз, он бы не стал отвлекаться на поездку к Эдмондсонам, ведь кабачок мог и подождть!

Позже, вечером того же дня Калберта увидел следующий свидетель обвинения, некий Баскомб Тёрни (Bascomb Turney). По его словам Генри Калберт двигался прочь от Вудланд Миллс, причём находился уже на приличном расстоянии от населенного пункта. Если Тёрни был точен в своих показаниях, ни могло быть и речи о посещении Калбертом фермерского хозяйства Эдмондсонов до или после этой поездки.

Адвокаты Клементса дотошно допрашивали свидетелей, стремясь отыскать в их словах какое-то несоответствие или противоречие, но у них ничего не получалось. Не имелось никаких оснований говорить о предвзятости всех этих людей – у них не было конфликтов с обвиняемым, они не рассчитывали на денежную премию… При этом их рассказы взрывали тот фундамент, на котором основывалась защита, демонстрируя присутствующим ненадёжность аргументации Клементса. А ведь всего этого можно было избежать, надо было только промолчать давеча обвиняемому, не вылезать со своими разглагольствованиями и не предоставлять обвинению возможность дотошно проверить сделанные под присягой утверждения.

Защита Роберта Клементса рушилась на глаза, но это было ещё не полное крушение. Судьба приготовила ему последний удар и это было нечто такое, чего никто из присутствовавших в зале суда услышать не ожидал. И менее всего подобного удара ожидал сам обвиняемый.

Прокурор для дачи показаний вызвал Эдгара Рассела. Это был тот самый фермер, что любезно пришёл на помощь Роберту Клементсу, когда тот внезапно решил покинуть вместе с семьёй участок Эдмондсонов. Рассел был другом Роберта и свой рассказ он начал с того, что сообщил суду об очень хороших отношениях с обвиняемым на протяжении приблизительно восьми последних лет. В эту минуту, наверное, все присутствующие замерли – совершенно непонятно было о чём сейчас станет рассказывать свидетель, но начало не сулило Клементсу ничего хорошего.