Алексей Ракитин - Все грехи мира. Книга 2

После этого Говард, не говоря ни слова, вышел из дома и отсутствовал около четверти часа. По возвращении он неожиданно заявил, что порезал ногу и ему нужен бинт для перевязки. Бинт он взял и унёс с собою, а когда через некоторое время Мэри и жена Говарда попросили его показать ногу, выяснилось, что рана на ней довольно старая и давно подсохла. И перевязывать её новым бинтом было незачем. В этом месте, правда, следует сразу оговориться, что когда через несколько дней рану осмотрели частные детективы, они посчитали её довольно свежей, т.е. налицо явный дуализм – один и тот же объект оценивается диаметрально противоположно, но в обоих случаях делается вывод, идущий в ущерб противной стороне.

Кому и куда Говард уносил бинт, оставалось было только догадываться, но по смыслу сказанного свидетельницей можно было заключить, что Литтл перебинтовал своего раненого дружка, находившегося где-то неподалёку.

Показания Мэри Ли выглядят до некоторой степени недостоверными, если не сказать прямо – лживыми. Их нелогичность и надуманность можно доказать несколькими способами, но в данном случае нас интересует фактическое развитие событий, а не их интерпретация. Отметим сейчас лишь то, что показания Мэри Ли бросали сильное подозрение на Говарда и тот, решив не давать показания в свою защиту, лишился возможности разъяснить подлинную подоплёку описанных выше событий, разумеется, при том условии, если они вообще происходили.

По весьма драматическому стечению обстоятельств Сенат Юстус, родной брат убитой Лидии Медоус и сын убитой Бетти Юстус, работал на деревообрабатывающем заводе в подчинении Говарда Литтла. То есть у следствия не возникло никаких проблем с тем, чтобы продемонстрировать наличие непосредственной связи между жертвами преступления и обвиняемым. О том, что Литтл некоторое время проживал рядом с Медоусами и хорошо знал эту семью, ранее уже было упомянуто. Защита обвиняемого пыталась оспорить факт близкого знакомства, заявив, что проживание в доме Медоусов имело место более 8 лет назад и может быть проигнорировано за давностью, но когда выяснилось, что близкий родственник убитых работает в непосредственном подчинении обвиняемого, оспаривать факт хорошей осведомленности последнего о деталях личной жизни убитых стало если не невозможно, то крайне затруднительно. Тем более, что Сенат Юстус заявил прокурору на допросе во время следствия, а потом повторил сказанное в суде, что Говард не раз интересовался у него, почему семья Медоус не боится жить в уединенной местности в горах? Из показаний Юстуса следовало, будто Говард был уверен в том, что в доме Медоуса обязательно должны были храниться большие деньги. Сенат Юстус полагал, что семья сестры и впрямь могла скопить довольно значительную сумму – порядка 1300$, которые хранились в доме, а не в банке. Литтл, одно время снимавший комнату в доме, принадлежавшем Медоусам, мог знать, либо догадываться о существовании сбережений – подобное предположение выглядело вполне разумным.

Суд над Говардом Литтлом открылся 24 ноября 1909 г. в городе Тэйзвелл (Tazewell), административном центре одноименного округа.

Кульминацией процесса явились показания Мэри Ли (Mary Lee), женщины, проживавшей в семье обвиняемого и наблюдавшей за поведением Говарда буквально с самых первых часов после трагедии. Суть её показаний вкратце была изложена выше. В суде женщина высказалась более развёрнуто, отчасти это случилось потому, что её допрашивал адвокат обвиняемого и делал он это довольно неловко. Адвокат не только не сумел доказать бессмысленность некоторых утверждений свидетельницы, но напротив, позволил ей сообщить многие детали, которые не прозвучали в первоначальных показаниях, отчего доверие присяжных словам Мэри Ли только укрепилось.

Мэри рассказала об отсутствии Литтла дома в ночь убийства и появлении поутру влажной одежды, сушившейся в комнате обвиняемого. Она заявила, что столик у кровати Литтла был чистым, словно его протирали тряпкой. Удивительно, конечно, что может быть необычного в протёртом столике и как вообще в темноте можно заметить, что столик чист, но вопросы такого рода почему-то не пришли в голову ни адвокату, ни судье. Мэри Ли рассказала про пресловутую рану на ноге Литтла, и рассказ этот прозвучал не очень убедительно. По её словам, спустя примерно 2 часа после завтрака Говард сменил повязку на ране на ноге, пояснив, что порезался сегодня утром – именно тогда Мэри Ли и увидела рану. По её мнению, рана была сухой и выглядела так, словно была нанесена не несколько часов назад, а гораздо раньше. Вопрос о состоянии раны и давности ранения, следует признать интересным, но и спорным одновременно. Мэри Ли не была врачом и мы можем вполне обоснованно задаться вопросом, насколько точно она могла определить давность пореза, если рана была своевременно промыта, обработана антисептиком и аккуратно забинтована? Чтобы как-то усилить в этом месте эмоциональный накал, свидетельница заявила, будто Говард Ли, демонстрируя рану, выглядел очень беспокойным 14 14 Дословно Мэри Ли произнесла: «Little appeared very restless after this», то есть «При этом Литтл выглядел очень беспокойным» .

Всё это звучало как-то несерьёзно и крайне субъективно.

Но вот затем свидетельница заговорила о событиях более подозрительных. Она сообщила суду о световых сигналах, поданных обвиняемым в окно. После их подачи Говард Литтл поставил керосиновую лампу на подоконник и позади неё установил вертикально два журнала, сделав некое подобие экрана, благодаря которому свет лампы направлялся в тёмное окно и не попадал в комнату. Эти манипуляции следует признать, конечно же, весьма странными и очень бы хотелось выслушать объяснение самого Литтла на сей счёт. Но тот, как мы знаем, свидетельствовать отказался.

Что было важнее, Мэри Ли подтвердила факт появления у Литтла револьвера 32-го калибра, ему не принадлежавшего. Передача обвиняемому такого пистолета подтверждалось другими свидетелями, так что тут Мэри Ли дала показания, прекрасно согласовывавшиеся с данными следствия. И Литтлу подобные утверждения ничего хорошего не сулили.

Врач, проводивший судебно-медицинское вскрытие трупа Джорджа Медоуса и извлекший из него пулю 32-го калибра, заявил, что она имеет тот же вес и конструкцию, что пули в патронах, извлеченных из барабана револьвера, найденного у Литтла. В этом месте имеет смысл повторно сделать акцент на том, что в то время мировая криминалистика ещё не выработала требований к баллистической экспертизе и не существовало сравнительного микроскопа, позволяющего детально изучать мелкие следы на поверхности пуль и гильз, а потому все рассуждения о совпадении пуль весьма и весьма умозрительны. И говоря объективно, ничего не доказывают.