Юлия Кантор - Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг.

Исаакиевский собор – один из ценнейших городских памятников, его сохранение в годы войны являлось государственной задачей. Между тем золоченый купол Исаакия был слишком хорошим ориентиром для фашистской артиллерии и авиации. Именно поэтому он первым из всех ленинградских высотных доминант уже к 9 июля 1941 г. был покрыт серой масляной краской. Окна собора заложили щитами и мешками с песком.

Несмотря на маскировку и на то, что неподалеку, у Адмиралтейства, находилась зенитная батарея, которая отражала воздушные атаки немецкой авиации, Исаакиевский собор в годы войны получил значительные повреждения от бомбардировок и артобстрелов. Осколки бомб и снарядов оставили выбоины на наружной мраморной облицовке стен, в некоторых местах пробили кровлю. Пострадали 10 из 16 колонн северного портика, был поврежден парапет юго-западного угла здания. В январе 1943 г. при разрыве бомбы вблизи собора взрывной волной была выбита часть стекол уникального витража [210] Исаакиевский собор в годы войны // Энциклопедия Второй мировой войны. URL: http://3reich.ru/news/isaakievskij_sobor_v_gody_vojny/2012–11–13–412 (дата обращения: 27.08.2017). . Еще одно сильное «ранение» снарядом Исаакиевский собор получил в декабре 1943 г., когда обстрелы уже утратили свою силу и длительность. Это случилось днем, и сотрудники находились внутри здания. Снаряд покалечил одну из колонн западного портика, отбив от нее кусок гранита. Удар был так силен, что около этого портика разошлись и вздыбились плиты тротуара. Но в подвале он не отозвался ни звуком, ни сотрясением… (В память о Великой Отечественной войне на стилобате западного портика Исаакиевского собора установлена бронзовая доска с текстом: «Это следы одного из 148 478 снарядов, выпущенных фашистами по Ленинграду в 1941–1944 гг.»)

По распоряжению Ленгорсовета от 15 июля 1941 г. в Исаакиевском соборе было создано Объединенное хозяйство музеев (ОХМ). Под надежными сводами укрылись сотни ящиков уникальных предметов из фондов пригородных дворцов-музеев Пушкина, Павловска, Петергофа, Гатчины и Ораниенбаума, многие вещи из Музея истории Ленинграда и Летнего дворца Петра I – ценности, которые не удалось отправить в тыл. Сберечь все это было поручено группе музейных работников. Как все ленинградцы, они голодали и мерзли, получали карточки служащих (те самые, трагически известные «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам»). О том, что скрывал в себе Исаакий военных лет, знали очень немногие. Стараниями немногих хранителей, работавших в соборе в годы блокады, были спасены бесценные музейные фонды.

Но именно тогда, впервые в своей истории, он стал не только надежным убежищем, но и домом, в котором жили, работали, принимали коллег-музейщиков Эрмитажа, Русского музея, Кунсткамеры, приходивших консультироваться и консультировать.

С 25 августа 1941 г. исполнение обязанностей директора Государственного Антирелигиозного музея, а затем и Объединенного хозяйства музеев было возложено на старшего научного сотрудника Антирелигиозного музея Е. И. Лединкину. Главным хранителем стала С. Н. Балаева – сотрудник Гатчинского дворца. Кроме них, в соборе всю войну трудились хранители И. К. Янченко из Гатчины, А. И. Зеленова и Б. С. Волкинд из Павловска, Е. Л. Турова из Пушкина, Е. Н. Элькин, А. К. Сементовская и А. А. Черновский из Музея истории и развития Ленинграда, М. А. Тихомирова из Петергофа. Главным архитектором Исаакиевского собора остался, как и в довоенное время, Н. У. Малеин, а группу пожарной охраны возглавил Н. Ф. Мордыко [211] Там же. .

Все сотрудники были переведены на казарменный режим. «Население» собора в основном состояло из работников пригородных дворцов-музеев, вывозивших последние партии экспонатов и не имевших своих квартир в Ленинграде. Храм, укрывший спасенные ими музейные ценности, стал убежищем и для них. Здесь находились и работники ленинградских музеев, редко уходившие домой. Все они ютились в подвалах, ставших жилыми в страшную первую блокадную зиму: это позволяло экономить силы – пеший путь домой (трамваи перестали ходить в начале декабря – когда отключили электричество) был долог и мучителен.

С 20 ноября ленинградцы стали получать самую низкую норму хлеба за все время блокады – 250 г по рабочей карточке и 125 г по служащей и детской [212] Там же. . Рабочие карточки в ноябре – декабре 1941 г. получала только треть населения. Из воспоминаний технолога одного из ленинградских хлебозаводов Г. Канаевой: «Мы растягивали запасы муки как могли – клали всего 40 %. Остальное – примеси: жмых, целлюлоза, овсянка, солод. Изощрялись до того, что вымачивали пустые мешки и осадок добавляли в хлебную массу» [213] Московский комсомолец: газета. 2006. 13 сентября. .

Зима 1941/1942 г. была страшно суровой: температура воздуха колебалась в декабре – феврале от минус 20 до минус 32 градусов, в квартирах, даже обогреваемых «буржуйками», она редко была плюсовой. Электричество было отключено, канализация не работала уже с декабря 1941 г. С марта 1942 г. жить в соборе стало невозможно. Даже мороз на улицах города переносился легче, чем сырой холод Исаакия. Некоторые сотрудники были эвакуированы в Сарапул и Новосибирск, где находились тыловые хранилища дворцов-музеев. Н. В. Вейс, сотрудник Павловского дворца, оставался на хранитель-ской работе в соборе до эвакуации в августе 1942 г. Здесь же работала его жена, бывшая до войны экскурсоводом [214] Исаакиевский собор в годы войны… .

Пушкинские хранители Т. Ф. Попова, практичность которой позволяла ей даже в самые голодные дни поддерживать коллег, и В. В. Лемус, чей юмор скрашивал подвальные вечера, эвакуировались в 1942 г. в Сарапул. В Исаакиевском соборе остались немногочисленные сотрудники и небольшая группа пожарной охраны и подсобных рабочих. Большой музейный опыт был у С. Н. Балаевой. До войны она двадцать лет работала в Гатчине. Всегда сдержанная, собранная, аккуратная до педантизма во всем, что касалось дела, она не допускала никаких скидок на тяжелые блокадные условия. Наоборот, постоянно подчеркивала, что они налагают особые обязательства. Серафима Николаевна была неутомима в борьбе за сохранение музейных экспонатов.

И. К. Янченко отличала особая внутренняя сила и глубокая серьезность. Эти качества накладывали отпечаток на все, что она делала. Ирина Константиновна всегда сохраняла бодрость, собранность и неисчерпаемый запас жизненных сил. К сожалению, ей не довелось закончить ленинградскую эпопею и вернуться домой. Она погибла 8 августа 1943 г. [215] Там же. Этот день, ставший одним из самых страшных за все время блокады, ленинградцы назвали «кровавым воскресеньем». Невероятно мощный обстрел обрушился на город, снаряды сыпались градом. Один из них убил Янченко на углу Невского и Садовой и ранил ее маленького сына.