Юлия Кантор - Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг.

Служебные приказы по Эрмитажу блокадного времени отражают активнейшую жизнь, в них четко сформулированные задания по охране музея, отправке сотрудников в армию, на оборонные работы, перемещения в должности и дисциплинарные взыскания вплоть до увольнения. Увольнение означало зачастую лишение продовольственной карточки. Но иначе было нельзя: таковы законы военного времени.

«Приказ № 206, 25 июля 1941 г.

24-го сего июля старший научный сотрудник отдела Запада Соловейчик Р. С., уходя с работы, вечером оставила освещенным запертое и опломбированное ею музейное помещение, не сдав ключей в охрану.

Приказываю: уволить Соловейчик Р. С. с сего числа с работы в Эрмитаже, провести немедленно расчет.

Директор Эрмитажа Академик Орбели».

«Приказ № 278, 12 ноября 1941 г.

11 ноября постовая охраны Герц В. К. вновь опоздала на работу, явившись утром на пост с опозданием и вечером выйдя вновь на работу опять-таки с опозданием.

Приказываю уволить В. К. Герц с работы в Эрмитаже немедленно.

Директор Эрмитажа Академик Орбели» [250] Архив Государственного Эрмитажа. Ф. 1. Оп. 18. Ед. хр. 147. .

Помимо голода, холода и бомбежек, Эрмитаж уничтожала вода.

« Все оставшиеся коллекции надо было перенести сюда, в главное здание. Их тащили на тачках, на тележках, в заплечных мешках, просто на руках. Их перенесли все до единой, расставили в безопасных кладовых, но в это время лопнули от мороза водопроводные трубы, и кладовые залило водою .

И вещи надо было переносить вновь. Почти каждый день лопалась какая-нибудь труба, вода затопляла кладовую или зал. Вода сочилась из стены, как кровь, узкие ручейки ее ползли сквозь запертые двери, маленькие водопады с шумом стекали по паркету. Вода стала врагом, ее ненавидели, с нею сражались. Все холоднее становилось в залах, губительная сырость угрожала коллекциям. Разрывался снаряд, снег летел сквозь пробоину в стене или крыше. И снова надо было переносить коллекции в другое место, придумывать им новое безопасное пристанище в громадных покоях Эрмитажа » [251] Тэсс Т. Указ. соч. , – писала журналист Татьяна Тэсс, побывавшая в музее в ту нелегкую пору. Понадобилась громадная, непостижимая по терпеливости работа над непрестанной инвентаризацией этого имущества для того, чтобы в любую минуту можно было точно определить, где находится тот или иной экспонат. Вещи непрестанно путешествовали, расползались по кладовым, меняли жилища, но великий порядок инвентаря держал их в строгом подчинении. Все трудней, все страшней становилась жизнь в измученном блокадой городе. Но люди берегли то, что было для них главным – искусство [252] Там же. .

Первая же блокадная весна нанесла музею катастрофический ущерб. Оттепель принесла в промерзшие залы Эрмитажа не весеннее тепло, а гибельную сырость. Она «взрывала» штукатурку, уничтожала фрески, разрушала живопись плафонов. Вот описание одного, самого обычного блокадного дня: « Я с ужасом увидела, что фарфор весь затоплен. Сбегав за высокими резиновыми сапогами, мы спустились в темный подвал. Вода стояла по колено. От наших движений образовывались волны, которые еще выше поднимали уровень воды. Осторожно двигаясь, чтобы не наступить на хрупкий фарфор, мы стали наощупь вытаскивать из воды вещь за вещью… И эти поиски во мраке, и это хождение по воде, и то, как мы, нагрузившись фарфором, поднимались по темной крутой лестнице, не видя ступенек, нащупывая их ногами, казалось нам впоследствии невероятным, каким-то головоломным акробатическим номером, и мы диву давались, что ничего не разбили. Многие вещи утратили инвентарные номера, и это могло создать невообразимую путаницу в музейном учете; сотни отмокших бумажных ярлычков плавали в подвале, а номерные обозначения, выведенные на вещах водостойкой эмалевой краской, от продолжительного пребывания в воде набухли и отваливались кусками. Делать все приходилось одновременно – и чистить, и мыть, и восстанавливать номера » [253] Варшавский С., Рест Б. Указ. соч. С. 120–121. .

27 января 1944 г. была полностью снята блокада Ленинграда. То была больше чем радость, то было предвосхищение победы. По неостывшим впечатлениям блокадной поры эвакуированный в Ереван Б. Б. Пиотровский написал доклад о жизни Ленинграда, прозвучавший на собрании сотрудников Армянского филиала АН СССР. Выступление имело большой успех, и было решено немедленно издать его в виде монографии. Интересные графические рисунки сделал М. Н. Мох. Увы, книга так и не вышла в свет: ее запретили по цензурным соображениям. Позднее, уже в середине 60-х гг., рукопись была использована С. Варшавским и В. Рестом при работе над монографией «Подвиг Эрмитажа».

А 24 августа 1944 г. Совет народных комиссаров СССР вынес решение о восстановительных работах в Эрмитаже. Они начались с Павильонного зала и двух галерей вдоль Висячего сада, где было решено открыть выставку экспонатов Эрмитажа, остававшихся в Ленинграде во время блокады. 7 ноября 1944 г. она была открыта и просуществовала до момента прибытия основного состава музея из эвакуации. К выставке готовились тщательно, без всяких скидок на военное время, решив показать хотя бы часть Эрмитажа во всей его довоенной красе. Для этого нужно было в короткие сроки произвести титаническую работу: убрать около 30 кубометров песка, которым были засыпаны полы, натереть около полутора тысяч кв. м паркета, восстановить выбитые стекла в 45 окнах… С 8 ноября 1944 г. по 31 июня 1945 г. выставку посетило около 30 тысяч человек.

Сотрудники музея защищали его от врага, они спасали его от гибели, не щадя сил. Спасали и спасли.

Осенью 1944 г. музей подвел предварительные печальные итоги потерь. «Из числа научных сотрудников на фронтах погибло 6 человек, а в блокированном Ленинграде умерло 43 сотрудника. Потери среди рабочего и административного персонала были значительно большими. В здания музея попали две авиационные бомбы и 17 артиллерийских снарядов, причинивших большие разрушения» [254] Эрмитаж: история и современность / Под ред. В. А. Суслова М., 1990. С. 68. .

В дни блокады было не только два полюса: жизнь и смерть. Было и другое: жизнь и существование. Нужна была подлинная душевная сила, чтобы не существовать, а жить. О работниках Эрмитажа можно сказать: они жили. Они жили, как ученые и как настоящие люди. Они спасли самое дорогое – искусство и чистоту человеческой души. «Сейчас в тихом, глубоко и счастливо вздохнувшем городе они готовят Эрмитаж к его второму рождению, к близкому уже дню, когда начнется в нем настоящая восстановительная работа» [255] Тэсс Т. Указ. соч. .

Незаслуженно забытой как в советское, так и в постсоветское время является блокадная повседневность Государственного музея Революции (ГМР, ныне Государственный музей политической истории России). Основанный в 1919 г. – по понятным причинам – в Зимнем дворце, он до 1945 г. делил кров и тяготы блокады с Эрмитажем. В годы войны музей Революции, часть экспонатов которого осталась неэвакуированной из блокадного города, нес свою вахту – и делал это с честью.