Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Вот вопрос, о который разбивается формулировка первого пункта партийного устава, данная Мартовым, и который получает мастерское разрешение в формулировке Ленина, поскольку она определенно признает участие в одной из партийных организаций, как третье и необходимое условие для членства в партии.

Из статьи И. В. Сталина «Класс пролетариев и партия пролетариев», опубликована без подписи в газете «Пролетариатис Брдзола», № 8, 1 января 1905 г. Перевод с грузинского

Сталин И. В. Сочинения. Т. 1. С. 62-73.

№ 18

Из перлюстрированного письма неустановленного автора [510]из Парижа в Тифлис:

О наших внутренних разногласиях вы, конечно, знаете. Я всецело принял сторону «меньшинства». Дать уставу то толкование и то содержание, которое дают Ленин и «большинство» значит вспять к доисторическим временам, к тому милому порядку и к тому пониманию партийных задач, против которых я издавна боролся […] Если прежде из-за конспирации и из боязни проникновения в партию «оппортунизма» забывали все прочее и обращали Комит[ет] в инквизиторское учреждение, думая в то же время, что достаточно сказать рабочим, что их грабят, чтобы они охотно исполняли все причуды интеллигентов, то теперь, оказывается, эти взгляды опять выплыли наружу и претендуют обратиться в догмат, в священный догмат. Понятие партии заменено понятием организации – таков 1-й пункт. Устав, несколько смягченный и поправленный съездом и по предложению Мартова, но зато не удовлетворяющий Ленина и тех, иже с ним (см. протокол съезда партии и лиги).

«Социализм приносится в рабочую партию извне», – так провозгласил Ленин в своей брошюре «Что делать», – а доказательством этому чудовищному и нелепому положению служит якобы Англия, – а посему масса, как творческий элемент и, скажу я – единственно творческий элемент, – совершенно устраняется; ведь она в таком случае является только объектом для социал-демократических упражнений, но отнюдь не субъектом борьбы и движения. Борьба заменена борьбою за пролетариат. Рабочая масса в таком случае (принимаю формулу Ленина со всеми логически вытекающими из нее выводами) не более, как глина, единственное значение которой состоит в том, что из нее можно лепить социалистический горшок, точно так же, как из других слоев населения можно лепить только буржуазные горшки.

Но кто же будет лепить? Центральный] Ком[итет], по отношению к которому все местные ком[итеты] являются только его органами и щупальцами. Можно было ожидать, что ЦК будет выполнять положительную работу; что наконец-то будет правильно поставлен транспорт; что будут переизданы или вновь переведены обильнейшие материалы по марксистской литературе, с которыми у нас абсолютно никто не знаком; что будут организованы комитеты в тех местах, где они еще отсутствуют, но где в них ощущается крайняя нужда; что, наконец, ЦК удастся организовать если не демонстрации по поводу войны, то, по крайней мере, контр-манифестации против того сброда, который двинуло в ход правительство (а ведь это имело бы огромное значение, и судя по тому, как вся печать за границей интересуется внутренним состоянием России, такое открытое и одновременно происходящее движение открыли бы наконец Европе глаза на истинную подоплеку царизма), и всего этого ЦК не исполнил, точно так же, как и многого другого, потому что не в положительной работе его суть, и его назначение властвовать и командовать над комит[етами], которые должны доставлять ему даже полные формуляры всех своих членов (что значит дисциплина?!!! по-военному). Централизация нужна, необходима, но она понимается так, что все главные функции отходят теперь к ЦК. Что остается на долю местных? Неизвестно. То, что ЦК им оставит. Сам же он, имея безусловную власть над всей партией, этим самым поставлен вне всякого контроля. Чудовищно! и сугубо нелепо! На эту тему следовало бы гораздо и гораздо больше писать, но вопрос все-таки не будет исчерпан.

Из письма «Ильи Борисовича» (в сопроводительном письме назван Львом Борисовичем) из Парижа, найденного 6 августа 1904 г. при обыске в тифлисской лечебнице Гедеванова и предположительно адресованного Т. Чичуа

ГА РФ. Ф. 102. Оп. 232. ОО. 1904. Д. 5. Ч. 11. Л. «Б». Л. 73-74.

№ 19

Ц. С. Бобровская-Зеликсон:

Моя встреча с товарищем Сталиным относится к очень отдаленному периоду, к 1904 году. Это было летом, приблизительно в августе месяце; точно не могу сказать, но это была вторая половина лета.

Приехала я в Тифлис из Швейцарии, будучи послана В.И. Лениным на работу в распоряжение Кавказского Союзного комитета.

В день моего приезда туда, уже при первой встрече, меня известили, что чуть ли не накануне или два дня тому назад в Тифлисе был огромный провал, большие аресты, положение очень тяжелое. Тут же узнала я, что сегодня […] произойдет партийное совещание при очень конспиративной обстановке.

Это совещание происходило в сакле в горе св. Давида. Меня туда привел человек, семья которого жила в этой сакле. За столом сидело 7-8 товарищей, в числе которых был и мой муж – товарищ Бобровский. Из товарищей кавказцев, здесь присутствовавших, особое внимание мое было привлечено к трем: Миха (т. е. Цхакая), Сандро (т. Цулукидзе) и Сосо (т. е. товарищ Сталин).

Вначале вопрос стоял персонально о Бобровском, которого обязательно надо было выпроводить из Тифлиса, потому что его полиция проследила; надо было убрать его в другой город, но на Кавказе же. Сосо находил, что сейчас рациональнее было бы послать Бобровского в распоряжение Бакинского комитета партии. […] Решено было в тот же вечер Бобровского отправить в Баку. […]

Основной же вопрос, по которому выступали и Сталин, т. е. Сосо, и Сандро или Саша Цулукидзе, выступали и другие товарищи – это был вопрос об участии в подготовке 3 съезда партии.

При обсуждении вопроса о 3-м съезде тройкой товарищей, сразу бросилось в глаза, что организующей и направляющей рукой здесь является Сосо, он прямо кипел революционной энергией.

Миха Цхакая уже тогда выглядел пожилым человеком, этак лет 45, а может быть даже и больше; он считался патриархом организации, на него смотрели с почтением. Он любил много говорить, но не производил впечатления очень делового человека, а скорее выглядел немножко иконообразно.

Что касается Сандро или Саши, то и он горел революционной энергией, но у него не было никаких физических сил: кровоизлияние горлом обессилело его, он был тяжко болен туберкулезом. […]

Это было мое единственное свидание с Сосо в Тифлисе. […] С осени 1904 г. я уже работала в Баку.

Из беседы С. Маначурьянца с Ц. С. Бобровской-Зеликсон, 6 мая 1948 г. Машинопись, подписано Бобровской

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 7-12.

№ 20