Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Писавшие о Камо авторы уверены, что он и его боевая группа выполняли задания, полученные от Л. Б. Красина, причем речь шла не только об экспроприациях, но и о поездках Камо за границу для закупки крупных партий оружия. Арестован осенью 1907 г. в Берлине он был именно при выполнении такой миссии. Красин еще со времен организации типографии «Нина» выполнял напрямую особо важные и тайные ленинские поручения, в том числе и в особенности связанные с партийными финансами. По авторитетному мнению Б. Николаевского, в те годы в недрах большевистского центра существовал негласный триумвират из Ленина, Красина и Богданова, державший в руках важнейшие технические вопросы жизнедеятельности партии: финансы, каналы транспортировки литературы, подпольные типографии, явки и проч. Красин, талантливый инженер и организатор, добывал для партии денежные пожертвования от таких дарителей, как Савва Морозов, создавал подпольные мастерские по изготовлению бомб. Он же для пополнения партийной казны организовывал экспроприации. Нет ничего удивительного в том, что использовал он при этом ловкого, хитрого и абсолютно надежного Камо с его боевикам [951]. Несмотря на то что Красин еще в 1904 г. уехал из Закавказья, связь с Камо сохранилась. Через Красина Камо познакомился с Лениным и в марте 1906 г. гостил у него в Куоккале, привезя неплохой гостинец: спрятанные в бурдюке с вином деньги, добытые в очередной экспроприации [952]. Это было первое их личное знакомство, об этом визите вспоминала Н. К. Крупская, приводя колоритные домашние подробности: что Камо особенно подружился с ее матерью, «рассказывал ей о тетке, о сестрах. Камо часто ездил из Финляндии в Питер, всегда брал с собой оружие, и мама каждый раз особо заботливо увязывала ему револьверы на спине» [953]. С Камо было взято особое обещание не разглашать действия финансовой группы перед другими членами партии [954].

К Ленину Камо отправился вскоре после экспроприации на Эриванской площади и снова прожил у него довольно продолжительное время в июле-августе 1907 г. [955]В Департаменте полиции к концу 1907 г. пришли к уверенности, что часть похищенных на Эриванской площади денег хранится у Красина, известного под партийной кличкой Никитич (см. док. 6). Осенью 1907 г., выехав в Германию и Бельгию для закупки партии оружия, Камо действовал в паре с М. М. Литвиновым. После ареста Камо берлинской полицией Литвинов, Красин и Ленин развили бурную деятельность по его защите, нашли ему адвоката из немецких социал-демократов, а Красин посоветовал прикинуться сумасшедшим.

Именно Красина называют инициатором и организатором ряда осуществленных Камо экспроприаций, в том числе экспроприации на Эриванской площади. О том, что тифлисский «экс» планировали Красин и Камо с согласия Ленина, писали И. Дубинский-Мухадзе, Г. Б. Гарибджанян (ссылавшийся на воспоминания И.Стуруа, хранившиеся в ГФ ИМЭЛ, и бывшей участницы петербургской боевой организации большевиков С. М. Познер), Б. И. Николаевский [956].

В этой цепочке «Ленин – Красин – Камо» как-то не остается места для Кобы. Что он мог делать при подготовке экспроприации, какова могла быть его роль? Принятие решения? Планирование операции? С тем и другим Красин и Камо вполне могли обойтись без него, как неоднократно обходились прежде. Мог ли Иванович привезти, как предположил Троцкий, сигнал от Ленина, дающий команду на осуществление задуманной экспроприации? В принципе мог. Однако, во-первых, готовить ее начали задолго до его возвращения со съезда. Из рассказа С. Ф. Медведевой-Тер-Петросян видно, что подготовка заняла довольно много времени: при изготовлении бомб одна из них взорвалась в руках у Камо и ему пришлось серьезно лечиться (см. док.3), отсюда вытекает, что планировать экспроприацию начали за много недель. Во-вторых, Красин и Камо не нуждались в посредничестве Кобы, потому что имели прямые прочные контакты с Лениным, а вот как раз у Иосифа Джугашвили таковых, судя по всему, на тот момент еще не было. Встречающиеся в сталинской апологетике сообщения о его поездках к Ленину не находят убедительного подтверждения; в воспоминаниях Н. К. Крупской он впервые появляется только в связи с приездом в Краков в 1912 г. Он, вне всякого сомнения, общался с Лениным в кулуарах Таммерфорсской конференции и двух партийных съездов (IV и V), а также являлся одним из многих корреспондентов, извещавших партийный центр в лице Ленина и Крупской о положении на местах, но в то время их контакты этим ограничивались. И если уж предполагать, что планировавшие экспроприацию боевики во главе с Камо ждали подтверждения и распоряжения со стороны Ленина, то более вероятной кандидатурой того, кто им такое распоряжение мог привезти, представляется Шаумян, который был давно лично знаком с Лениным. Еще весной 1903 г., учась в Берлинском университете, Шаумян ездил в Женеву для встречи с партийным вождем, затем бывал у него несколько раз [957].

Таким образом, что нередко для сталинского биографического нарратива, мы имеем здесь парадоксальное обратное влияние апологетики: настойчивое преувеличение его роли в руководстве революционным движением в Закавказье породило ответную реакцию, основанную именно на этом преувеличении. Ему в качестве ключевой фигуры стали приписывать – на этот раз с негативной оценкой – заодно и руководство тифлисской экспроприацией. Если отказаться от этого привычного преувеличения его роли, то, по-видимому, он в силу принадлежности к узкому партийному кругу знал о готовящемся налете, а затем услыхал от участников о его красочных подробностях. Это при условии, что Джугашвили в то время находился в Тифлисе.

А. В. Островский считал, что Джугашвили мог из Лондона не раньше 4 июня, хотя представляется более правдоподобным, что он добрался до Тифлиса еще на несколько дней позже. Кроме того, А. В. Островский обратил внимание на полицейское донесение, из которого может следовать, что сразу по возвращении со съезда Джугашвили отправился в Баку. Заведовавший особым отделом канцелярии наместника на Кавказе полковник Бабушкин 12 июня 1907 г. сообщил в Петербург, что, по сведениям бакинской агентуры, «для пополнения сил фракции в названном городе в настоящее время из г. Тифлиса прибыло два невыясненных лица, по сведениям агентуры, видимо грузины, из коих один известен под кличкою „Михо“. Одновременно с этими же лицами из Тифлиса прибыл невыясненный делегат (большевик), участвовавший на социал-демократическом съезде в Лондоне, который в недалеком будущем должен будет сделать доклад об означенном съезде. Собрание, на котором предположено чтение этого доклада, будет состоять из 20-30 лиц, близко стоящих к организации» [958]. А. В. Островский предположил, что Миха – это Михаил Давиташвили, а делегатом съезда был Иосиф Джугашвил [959], который летом 1907 г. действительно выступал в Баку с докладами о съезде. Официальная хроника его жизни указывает, что он как раз в первой половине июня «после возвращения с V (Лондонского) съезда РСДРП, приезжает в Баку и Тифлис; выступает с докладами об итогах съезда на собраниях соц.-дем. организаций Баку, Тифлиса и ряда районов Западной Грузии» [960]. Если так, то во время экспроприации его вовсе не было в Тифлисе. Однако эту интерпретацию донесения можно считать не более чем версией, ведь возвращающимся со съезда делегатом-большевиком мог быть как собственно бакинский делегат большевик В. Ф. Ефимов, так и Шаумян, как раз в начале июня переехавший в Баку [961]. Хроника же в собрании сочинений Сталина могла намеренно маскировать его присутствие в Тифлисе ввиду уже существовавших обвинений в участии в экспроприации.