Сергей Васильев - Псковская судная грамота и I Литовский Статут

Действительно, ее перевод вызывает сомнения.

Что означает «положит залог на случай насилия (разбоя, ограбления)»?

Что это? Cвоего рода страхование имущества?

В этой связи определенный интерес представляет ст. 5 Привилегии Витовта евреям 1388 г.: «Теж нагабал жида о заставу, которую маеть жид, которая бы ему была через злодейство або через гвалт взята, на тую истеную заставу жид маеть присегнути яко не ведал, коли ему вкрадено або кгвалтом взято то тое у своее присяги вымовити маеть, как ему тая застава заставена, очистивши ся, хрестьянин мает половицы лихвы платити, которая бы ему до того часу примножена» [517].

Перевод данного текста может выглядеть так: «Также если обвинил еврея в том, что тот взял в залог украденную или отобранную в грабеже вещь, то еврей должен присягнуть в том, что не знал о происхождении залога, и в своей присяге указать, как к нему попал залог. После оправдания (еврея) христианин должен уплатить половину процента, который к тому времени умножился (прирос)».

Считаем возможным соотнести положения о «заставе» Привилегии Витовта и Полицкого Статута. Как представляется, в данных памятниках просматривается общая направленность – стремление пресечь передачу в залог имущества, полученного сомнительным, преступным путем.

Перевод ст. 9 Полицкого Статута, на наш взгляд, может быть следующим: «Если кто перед князем и перед судьями положит в залог добытое насилием (разбоем, ограблением), что именуется “застава”, то от залога половину князю, а другую половину общине Полицкой, выключив часть общинному приставу». Полицкий Статут, похоже, не говорит ни о какой «просрочке залога».

Примечательно, что ст. 9 хорватского законодательного памятника находится в связке со следующими статьями. Ст. 8 гласит: «И кто бы оказался изменником нашего места, т.е. кто бы передал сам себя и наше место другому господину против согласия прочих племенитых людей, – пусть будет выдан как изменник нашей господе и нашему месту, пусть будет изринут вон, а племенщина его пусть будет взята в Полицкую общину, а он сам да не будет больше поличанином».

В ст. 10 говорится: «Если кто предъявит жалобу о каком-либо злодеянии (“сила”) перед князем и перед судьями, дело о злодеянии не может быть оставлено без внимания, оно должно быть взыскано либо с того, на которого поступила жалоба, либо с того, кто принес жалобу» [518].

В Полицком Статуте содержится также понятие «новщина», обозначающее некое противоправное деяние. Как указывал Б. Д. Греков, «…“новщина” встречается в шести статьях (21, 34, 56b, 58, 88, 99). В cт. 34, 88 и 99 термин употребляется в сочетании “сила али новщина”, в 56 b) “позлобица али новщина”, в двух статьях (21 и 99) новщина упоминается, когда речь идет о племенщине, в ст. 58 говорится об иных новщинах, кои направлены ко вреду Полицкой общины» [519].

Б. Д. Греков затруднялся в истолковании «новщины» Полицкого Статута; по его мнению, «…“новщина” – термин очень загадочный». Автор пишет: «Сопоставление силы с новщиной говорит о том, что “новщина” – это тоже преступление. Можно лишь догадываться, в чем оно состояло; это нарушение норм Статута; попытка изменить закон во вред тем, кого призван был защищать этот закон» [520].

В Великом княжестве Литовском бытовал юридический термин «новина» [521].

«Новина» памятников права Великого княжества выступает как нарушение правовых норм. По мысли Ф. И. Леонтовича, «новина» в сочетании с «кривдой» – это обозначение противодействия «старине»; рассматривалось оно как преступление [522]. Все, что «порушало старину», считалось «новиной» [523]. В Великом княжестве Литовском достатутового периода земские обычаи («звечные», «давние», «стародавние») уравнивались с письменным, издавна уложенным законом и противопоставлялись «новине чого з давна не было» [524]. Известна и политико-правовая формула: «Мы старины не рухаем, новины не уводим».

Приведем выдержки из уже рассматривавшегося нами Смоленского привилея 1505 г.: «Такеж клали перед нами третий лист отца нашого короля его милости, который его милость писал до пана Миколаяж Радивиловича о кривдах и новинах , которые месту Смоленскому часу его держания делалися. На первей, что ся тычет (касается) ябедников, которые ходечи по месту людей соромотят и боем клепают и заряживают заряды великие и коли хто бою, а любо и зарядов оттяжется от того, пересуды великии на них наместники и окольничии в оный час бирывали…» [525]«Новина» Смоленского привилея – нарушение традиционных правовых норм, сопряженное c ложными обвинениями – «ябедничеством».

Как представляется, объяснение «новщины» Полицкого Cтатута лежит в одной плоскости с «новиной» литовско-русского права. «Старое» в Полицком Статуте окружено ореолом святости, «новое» – всегда плохо, а «давнее» означает более правое. Для данного памятника права характерна установка на самобытность [526].

Правовой консерватизм подобного рода представляет собой вообще характерное явление эпохи Средневековья.

Консерватизм, по мысли Н. Загоскина, «удерживал славян от всякого стремления к ломке и преобразованиям в сфере правового быта» [527]. В раннесредневековой Норвегии к нормам обычного права относились как к обязательным, нерушимым, а иногда и сакральным установлениям, которые пользовались тем большим авторитетом, чем древнее казались. До момента записи правовые нормы хранились в памяти населения области и знатоков права, которые излагали его содержание на тингах, судебных собраниях. Отношение общества к обычаям было таково, что радикальные изменения в них не допускались [528]. И хотя с течением времени обычай и «старина» претерпевали определенные изменения, обычай трансформировался исподволь, помимо сознания людей, в памяти которых он оставался как будто все тем же [529].

Ф. И. Леонтович отмечал, что «почти нет ни одного памятника древнерусского права, в котором не делались бы ссылки на старый обычай, пошлину [530]. Так, ст. 2 Новгородской Судной грамоты гласит: «А посаднику судити свой суд с наместники великого князя, по старине…». Cт. 3 этого же памятника говорит: «А наместником великого князя и тиуном пересуд свой ведати по старине» [531]. «По старине» предписывает рассматривать дело ст. 24 Новгородской Судной грамоты [532]«Старая правда» упоминается и в ст. 112 Псковской Судной грамоты [533].

Приводившаяся выше ст. 1, р. VI I Литовского Статута разрешает, несмотря на примат письменных законов, отправлять правосудие согласно старому обычаю, в случае если в Статуте не окажется соответствующей статьи. В I Литовском Статуте немало постановлений, предписывающих судить по «старому», «стародавнему» обычаю. Так, в cт. 25, р. VI говорится: «Нижли естли бы ся што пригодило перед судьями, чого бы в тых правех не было описано, тогды то даем на розознане судей под сумненем их, иж они мають, упомянувши на бога, и то сказати водле стародавнего обычая» [534].