Сергей Васильев - Псковская судная грамота и I Литовский Статут

Основной формой семейной общины в средневековой Хорватии являлась так называемая «братская семья», главенствующая роль в которой принадлежала мужчинам-братьям [469]. Из такой формы семейной общины, вероятно, и развились поздние братства, которые могли охватывать территорию одного или нескольких сел. Эта территория обычно называлась именем данного братства [470]. И. М. Собестьянский писал, что, например, в Черногории только члены разных братств могли вступать между собой в брак [471].

Подобные архаичные объединения – «братства» («тухумы» или «тукхумы») известны и на Кавказе. Возглавлялись такие объединения старейшиной («тамата», «тахмада») [472]. Известно, что «тамата» («тамада») – также главный распорядитель во время пира. Интересна параллель: «тамата» – «староста», «пировой государь» в «братчине».

«Братская семья» под именем «братьев недельных» известна многим славянским народам [473]. Подобное родственное объединение, по-видимому, упоминает и I Литовский Статут; в уже приводившейся ст. 24 р. VI о «сябрах» говорится о «братьи дельное, або недельное», выступающих в качестве коллективного землевладельца. «Братская семья» известна и Псковской Судной грамоте. Ст. 94 памятника говорит: «А которой вятший брат с меншим братом жиучи в одном хлебе, а скажут долгу отцово, а на отца записи не будет, ино вячшьему брату правда дать, да заплатить обпчим животом, да остатком делится». Cт. 95 гласит: «А которой меньши(й) брат или братань, жиучи в одном хлебе с вятшим братом или з братом, а искористуются сребром у брата своего или у брата, и учнет запиратися, ино ему правда дать, как за ним не будет, а животом делится» [474]. Братья здесь также владеют совместным имуществом.

Сходные моменты характерны и для южнославянского права. Так, B. В. Грачев отмечает родовое происхождение частной земельной собственности в Боснии. Данная форма собственности, представлявшая собой коллективное владение землей кровных родственников, выступает в источниках под особым термином «племенито» [475].

Существует и другая точка зрения на происхождение южнославянских «братств», согласно которой «братства» были «своеобразной формой политической организации», а «кровнородственные связи в данных условиях могли возникать в любое время, и поэтому было бы неправильно прослеживать их с момента первобытно-общинной формации» [476]. «Братства» у южных славян возглавлялись выборными жупанами [477].

К объединению в «братства» вынуждали и трудные горные условия [478]. Сходство природных условий породило параллели в общественных и семейных отношений у южных славян и скандинавских народов [479].

Как отмечал И. Н. Смирнов, «братство» у южных славян в XIX в. объединяло одно или неколько сел; члены «братства» («задруги») вели происхождения от одного предка и носили одну фамилию. Совещания «задругарей» происходили в отдельном доме «куче», часто были приурочены к праздникам и сопровждались совместной трапезой [480].

Итак, согласно одной точке зрения, возникнув на кровнородственной основе, «братства» продолжали длительное время оставаться родовыми организациями; согласно другой, – они близки территориально-общинным институтам. Последняя точка зрения заслуживает внимания, в связи с «братчиной» как корпоративной организацией и территориальной соседской общиной.

«Братчину», как некровнородственное объединение, представляется возможным связать и с обычаем побратимства. Побратимство известно у всех славянских народов [481], но и не только у славян. Так, у албанцев XVIII–XIX вв. побратимство, которое совершалось через питие крови друг друга, навсегда запрещало браки между побратимами, «между их домами и очагами» [482], т.е. не состоящие в кровном родстве люди после совершения обряда побратимства становились формальными родственниками. Обряд побратимства совершался у албанцев и в случае примирения в кровной мести: «Помирившись всем сердцем, семья убийцы и семья убитого пьют кровь друг друга», при этом капля крови добавлялась в воду или ракию [483]. По замечанию Ф. И. Леонтовича, «формы побратимства вполне образовались у славян и других арийских племен еще в языческое время» [484]. По мысли автора, побратимство возникает раньше, чем круговая порука. Побратимство древних славян – «основная форма родового патронатства», союз самопомощи, cкрепленный «фикцией» из кровных форм родства [485]. По мнению современной исследовательницы Ю. В. Ивановой, «общественное сознание общинников способствовало развитию институтов фиктивного (искусственного) родства» [486]. В. И. Горемыкина cвязывает происхождение «братчины» с древней фратриальной организацией. Исследовательница пишет: «В древнерусском обществе фратрия также сыграла большую роль. Размещение городищ гнездами отражает фратриальную организацию» [487]. По мнению Л. В. Даниловой, «братчина» – «обычай, скреплявший родственные и соседские узы» [488].

Побратимство, быть может, имеет прямую связь с самим термином «братчина» и, как языческий обряд, вероятно, могло иметь связь с пиром (добавление крови в напиток). Можно предположить взаимосвязь между побратимством и «братчиной» как корпоративной организацией. Ритуальный пир связывал членов «братчины» какими-то общими обязательствами, формальным кровным родством, клятвой и т.п.

Многосторонне характеризует институт побратимства С. М. Толстая: «В народной культуре институт побратимства, как и все другие виды ритуального родства, не только служит инструментом народного права, регулятором социальных отношений и этнических норм, но и наделяется магическими функциями противодействия злу и защиты человека, благодаря высокому сакральному статусу самой категории рода и родства, обеспечивающего кровную связь человека с окружающим миром» [489].

Винодольский Закон гласит: «Йошhе ка годи братhина дили сбор мею собу држана е дати десетину не пуни». В переводе: «Когда какая-нибудь братчина делит сбор между собою, она обязана давать князю десятину сполна» [490]. Речь идет, как можно полагать, о дележе «братчиной» совместно произведенного дохода. Распределение трудовой прибыли, доходов, «сябреного серебра» Псковской Судной грамоты можно предположить и применительно к древнерусским «братчинам». Такое распределение могло происходить во время пира; отсюда и проистекают присущие «братчинам» судебные полномочия для улаживания трудовых конфликтов, споров между участниками «братчин» – «пивцами».

В целом позднюю «братчину» можно охарактеризовать как общинное собрание, в ходе которого могло происходить распределение совместно произведенного дохода, устраивались пиры с представлениями скоморохов, «спортивными состязаниями», разрешались споры [491].