Сергей Васильев - Псковская судная грамота и I Литовский Статут

В этой же плоскости лежит и ст. 106 Законника Стефана Душана «О дворанине». Приведем ее текст: «Дворане властеоскы ако учыны кое зло кто от них, кто буде приняревник, [58]да га оправе отьчина дружина поротом, ако ли есть себр, да хыти у котьль» («Если кто, из людей служащих при дворах властельских сотворит какое-либо зло, то пусть его оправдывает отцовская дружина “поротою”, а себр да подвергнется испытанию кипятком») [59]. Для «себров» существовал, таким образом, иной процессуальный порядок – «ордалий», а не коллективная, оправдательная присяга как для представителей высшего сословия.

Б. Ляпунов отмечал, что «cтаросербское себрь, известное в Законнике Стефана Душана XIV в. и в славянском переводе “Cинтагмы” Властаря соответственно греческому – “дешевый, простой, ничтожный”. В новосербском – себар синоним обычного тежак, земледелец . Значение восточнославянского и южнославянского слова почти буквально соответствует в древнейших памятниках; оба означают хотя и свободных, но не равноправных поселян…» [60].

Древнейшим же значением слов «сябр», «сябры» у славян было, как полагают, обозначение кровного родства [61]. Такое значение, в частности обозначение семейной общины, слово «сябры» сохраняло длительный период [62].

Как представляется, приведенные данные о южнославянских «себрах» возможно соотнести с предполагаемым социальным значением древнерусского термина «cябры». «Сябры» и у южных, и у восточных славян, по-видимому, лично свободные «простолюдины». Свободные люди были организованы в общины [63].

Восточнославянские материалы XV-XVI вв. также наполняют термин «сябры» социальным содержанием. Так, Полоцкий привилей 1511 г. упоминает «сябров городских» [64]: «а в подводы нам коней не брати, ни в сельских путников, ни в сябров городских» [65]. «Сябры» здесь стоят рядом с «путниками» – особой категорией служилых людей, называемых так же «путными боярами», т.е. термин «сябры» опять же несет на себе определенный социальный оттенок. Под «городскими сябрами» можно подразумевать членов городской общины, владевших землей. Городское землевладение было характерно как для Пскова [66], так и для городов Великого княжества Литовского [67], причем таких землевладельцев можно охарактеризовать как «мелких вотчинников крестьянского типа» [68]. Полоцкий привилей далее упоминает о сябрах следующее: «Также на боярские люди и на мещанские сябры детских нам не давати» [69]. Под «мещанскими сябрами», по-видимому, также следует понимать членов городской общины.

О «городских сябрах» говорит также Витебский привилей 1510 г.: «А сябров городъских в прыгон наш не гнати ани в подводы ни в ловы» [70].

Большой интерес представляет относящаяся к 1483 г. псковская «Правая грамота псковского князя Ярослава Васильевича и псковских посадников Снетогорскому монастырю». Приведем выдержки из ее текста:

«Перед господином псковским Ярославом Васильевичем, и перед посадники степенными, перед Степаном Максимовичем, и перед соцкими на сенех, стоя на суде, игумен Тарасеи Богородецкой Снетные горы и все старцы Снетогорские с Юрьем соцким, c cтаростою с Егорьевским, да с Ортемом и с Ыльею, cо всеми их сябры, и с ыгуменом с Лаврентием Кузьмодемьянским з Гремячие горы и со всеми старцы Кузьмодемьянскими а ркучи тако игумен Тарасеи и все старцы Снетогорские господин князь и посадники и соцкие: тому господине, Юрью соцкому, cтаросте Егорьевскому, и Ортему и Ильи, и всем их сябром, игумену Лаврентию Кузьмодемьянскому и всем старцом пять частеи в Перерве реки, а нам господине шестая часть в Перерве реки, проеду деле…

Да и положили грамоты купчие перед осподою. И осподин князь псковскои Ярослав Васильевич, и посадники, и сотцкие вопросили Юрья и Ортема и Илью, и всех сябров их игумена Лаврентия и всех старцов Кузьмодемьянских: отвечаите, почему вы игумена Тарасья и старцев Снетогорских в Перерве реки лишаете шестои доли, а проезда им не даете…

И господин князь псковскои Ярослав Васильевич, и посадники, и сотцкие прочет перед собою обои грамоты и дали грамоты Клименты сотцкому, да послали княжого боярина Михаила Чета, да и Клименту Семеновича сотцкого тое воды в Перерве реке досмотрети…» [71]

Л. В. Данилова обращает внимание на то, что в данном источнике сотник, отправленный вместе с княжеским боярином Михаилом Четой для проверки земельной межи, назван по имени и отчеству (с «вичем»), тогда как сельский – просто по имени. Таким образом, к концу XV в. между сотскими из правящей Псковской землей элиты и сотниками подчиненных ей сельских общин образуется «пропасть» [72]. Как отмечает Л. М. Марасинова, в псковских грамотах термины «сябры» и «смерды» взаимозаменяют друг друга: «…жители Рожитского острова, названные в XIII в. смердами, в документе XV в. фигурируют в качестве сябров» [73].

Все это также может свидетельствовать в пользу точки зрения о социальном содержании термина «сябры».

По мнению О. В. Мартышина, «нет оснований представлять сябров и земцев как особую социальную группу» [74]. Мы же полагаем, что вышеизложенное позволяет видеть в «сябрах» особую социальную страту сельских и городских общинников, существовавшую у восточных и южных славян.

Все эти термины связаны с судопроизводством: обвинением и судебным процессом.

«Дворянин» упоминается в Псковской Судной грамоте только единожды, в следующих словах: «А который пристав или дворянин возьмет своему узду (истцу) конь…» [75]Данная ст. 66 Грамоты устанавливает порядок выемки «приставом» коня или иного имущества во время выполнения им своих обязанностей [76]. Рядом с «приставом» назван «дворянин».

Кто же такие «дворянин» и «пристав»?

«Дворянин» как должностное лицо, связанное с судопроизводством, упоминается уже в Русской Правде. В Пространной Правде Карамзинской группы имеется статья «О муке», гласящая: «Аже утяжу(ть) в мукы, а поседи(ть) у дворянина 8 ногат за ту муку. А у колоколници бьют(ь) кнутом, за ту муку 80 гривен» [77]. По мнению А. А. Зимина, данная статья развивает ст. 78 Пространной Правды о «муке» смерда [78].

«Дворечский», наряду с «тиуном» упоминается в относящемся к XIII в. «Рукописании князя Всеволода», причем памятник применительно к данным лицам употребляет выражение «по старине»: «А дворечьскому сукно ипьское, а 10 пудов меду на подсласту чистого пошлины по старине. А тиуну дару сукно тумаское, а дати ему 5 пудов меду на подъсласту чистого пошлины по старине» [79].

В новгородских договорных грамотах с тверским великим князем Ярославом Ярославовичем 1264, 1266 и 1270 гг. «дворяне» выступают и как должностные лица, и как землевладельцы наряду с боярами. На принадлежность «дворян» к землевладельцам указывают следующие строки: «…ни сел ти держати по новгородскои волости, ни твоей княгыни, ни бояром твоим, ни твоим дворяном…», «…ни твоим бояром, ни твоим дворяном сел не держати, ни купити, ни даром приимати…» [80].