Илья Левит - Сказки доктора Левита: Беспокойные герои (Иосиф Трумпельдор и Чарльз Орд Вингейт)

Не так развивались события в дальнейшем. Уже при подписании соглашения Фейсал указал, что сможет выполнить обещания, данные сионистам, только если великие державы выполнят обещания, оговоренные во время войны. То есть что он будет арабским ближневосточным королем, а центром его владений будет Сирия. Но это-то и не вышло. Англичане поначалу были не против, чтобы Сирия досталась их другу Фейсалу. Франция почти не участвовала в войне на Ближнем Востоке после Галлиполи. Не было у французов своего Лоуренса Аравийского. Французы с первых дней войны несли на себе основную тяжесть боев с немцами в Европе. Не до заморских стран им было. Да и цель перед ними стояла — вернуть Эльзас-Лотарингию, потерянную в 1870–1871 годах. Поколение французов выросло с мечтой об этом. Но теперь, когда эта «программа-минимум» была выполнена, Франция заявила, что ей и в колониях кое-что причитается. Например, Сирия и Ливан. Насчет христианских районов Ливана никто и не спорил. Франция считалась многовековой покровительницей христиан Востока. Культурные связи были давние, а в начале XX века возникли и экономические — шелк-сырец везли из Ливана для лионских фабрик. На фоне полного упадка экономики на Востоке — это было кое-что. Но остальные территории хотел получить Фейсал. Они были мусульманскими, арабскими по языку, особой экономической связи ни с Францией, ни с другой европейской страной последние 200 лет не имели. Но во Франции думали иначе и твердо заявили, что смогут осуществить свои притязания силой, кто бы ни встал им поперек дороги. Фейсал обратился к англичанам, но те дали понять, что воевать с Францией ради него не будут. (А Франция в ту минуту чувствовала в себе великую мощь.) Фейсал счел поведение англичан изменой (по-моему, не без оснований). И обратился к евреям с невероятным предложением: объединить силы и выгнать с Ближнего Востока всех европейцев! Пусть останется здесь только семитская раса — истинная хозяйка этих мест. Я думаю, что дошли до него слухи, будто евреи правят миром. Но так как миром евреи все-таки не правят, а у Фейсала без поддержки великой державы не было шансов устоять, то сионистам пришлось разочаровать его и объявить о своем нейтралитете в его назревающей войне с Францией. Он воспринял это как новое предательство (по-моему, без оснований). На том и кончилась еврейско-арабская дружба.

Но надо отдать должное Фейсалу — в 20-е годы он стал королем Ирака. И при нем не было гонений на евреев. А пока что началась его война с Францией. Фейсал, человек относительно образованный, был настроен мрачно. Еще до Первой мировой войны окончил в Стамбуле военный лицей, где преподавали европейцы. Теперь вот Европу повидал. Понимал, что Франция сильнее его. Но его окружение мало в чем разбиралось и требовало войны. «Ну и что с того, что французы победили немцев. Мы вот тоже турок побили, хоть немцы им помогали! С помощью Аллаха, победим неверных!»

Когда случается мне рассказывать эту историю — слушателям часто бывает очень жалко, что еврейско-арабская дружба сорвалась. «А счастье было так возможно, так близко…» А я так не думаю. Не это, так что-нибудь другое случилось бы. Дружить мы начали против турок, а они теперь ушли из нашего региона. И Фейсал был, конечно, признанным общеарабским лидером. Но он отдавал сионистам не свое — он был выходцем из Аравии, и из района Мекки, чужой в Земле Израильской. Ему легко было быть щедрым. Сомнительно, чтобы местные арабы его бы послушались. Ибо каждому ясно, что большинством быть лучше, чем меньшинством. Интеллигентный араб это поймет, почитав историю евреев. А простому человеку все и без литературы ясно. Кстати, арабы эту историю с Фейсалом объявили выдумкой сионистов. А письмо объявляют сионистской фальшивкой (похоже на наше время).

Чтобы завершить с Версальской конференцией, остается рассказать о несчастье — гибели Аарона Ааронсона. Он был в числе сионистских делегатов и погиб в авиакатастрофе при перелете из Лондона в Париж. Ему было сорок три года. В этой уникальной семье и другие дети были незаурядны. Один из них, например, в начале 20-х годов основывал город Натанию. Но столь ярких, как Сара и Аарон, больше не было среди выходцев из Румынии, с тех пор и до наших дней. А теперь пора нам в Землю Израильскую, которую мы оставили в конце 1918 года (конец Первой мировой войны). Пока что там — военная власть. Декларацию Бальфура еще даже не опубликовали в Земле Израильской, но все о ней знают. В ее первую годовщину, то есть сразу после войны, в самом конце 1918 года, арабские общественные деятели объявили протест. Но им это было как бы положено. Куда хуже было то, что недоброжелательность британских властей, отмеченная еще в 1918 году Вейцманом, усиливалась. И это при том, что позиции наши в Лондоне были еще крепки. Этому пытались найти разные объяснения: банальный антисемитизм, страх большевизма (и евреи-чекисты достаточно сделали для этого). А Жаботинский считал, что арабы британцам были понятнее — обычные туземцы, каких много они повидали. А с этими евреями всегда всякие сложности! Но, как бы там ни было, антисемитские настроения у англичан проявлялись. И дело еще осложнялось тем, что в начале 1919 года единственный сионист, которого английские военные уважали — Ааронсон, — уехал в Европу, на Версальскую конференцию, откуда, как мы уже знаем, не вернулся.

А наши лондонские друзья, Ллойд-Джордж и Бальфур, в это время тоже были больше в Париже (на той же конференции), чем в Лондоне. И они были заняты делами большой политики. Не до нас им было. Так, в Эрец-Исраэль (Земле Израильской) сложился антисемитский тандем — арабы, встречая сочувствие английских властей, подавали протесты против Декларации Бальфура и чем дальше, тем более провокативно вели себя в отношении евреев, составлявших 9-10 % населения страны. Английские власти этому не только не препятствовали, но даже покровительствовали. А затем, ссылаясь на поведение арабов, сами слали в Лондон депеши против «ошибки господина Бальфура», указывая, что декларация — это продукт кабинетных измышлений, далеких от реальности. Некоторые английские высшие офицеры вели себя в отношении евреев не менее провокационно, чем арабы, что арабам нравилось и подбадривало их. Протесты Жаботинского привели в конце концов к увольнению его из английской армии. Вейцман, к которому поступала информация о положении дел в Земле Израильской, в начале 1919 года предпочел не поднимать шума. Главное, по его мнению, решалось на Версальской конференции, и не следовало осложнять ее ход. Военные власти — дело временное. Арабские лидеры в Палестине — незначительная величина, а с основным арабским лидером — Фейсалом — у нас тогда была дружба. Так возникла трещина в отношениях двух наших «отцов-основателей». В дальнейшем она разрослась и превратилась в пропасть. Не всегда оценка поведения того или иного английского начальника — однозначна. Бывало, что Жаботинский и Эдер по-разному оценивали тот или иной факт. Но были факты и совершенно двух решений не подразумевавшие. И люди, поведение которых сомнений не вызывало, были антисемитами и не желали этого скрывать. Ибо были уверены в своей безнаказанности. Но кое-что сделать все-таки удалось. Летом 1919 года в Земле Израильской побывал с визитом Брандайз. Жаботинский указал ему на опасность создавшегося положения. Он считал, что ситуация может привести к погрому. Брандайз считал это дикостью. По его мнению, нечего был приводить в пример царскую Россию. В британских владениях что-либо подобное невозможно. Жаботинский сказал ему, что русские евреи чуют погромную ситуацию, как охотничьи собаки — дичь. Общего языка они не нашли. Отказался Брандайз защищать в суде и еврейских солдат, у которых в это время был конфликт с начальством. В общем, они друг другу не понравились. Но все же и Брандайз кое-что разглядел. И в Париже, встретившись с Бальфуром, он резко осудил английскую военную администрацию. Это оказалось последней каплей. Бальфур был уже рассержен предложениями отменить декларацию, носившую его имя. (Он справедливо видел в ней главное достижение своей жизни.) Кое-какие меры были приняты — трех самых ретивых антисионистов (и антисемитов, если это не одно и то же) перевели на службу в другие страны или отправили в отставку. На место одного из них был назначен полковник Майнерцхаген, известный своими просионистскими взглядами. В дальнейшем это принесло пользу. Но немедленного улучшения ситуации не произошло.