Аркадий Акулов - Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта „бимасштабность“ получает развитие в архитектуре главного корпуса, превращаясь здесь в своего рода „полимасштабность“. Действительно, несмотря на ярко выраженный колонный портик главного фасада, единая композиционная ось здесь практически не ощущается: взгляд зрителя скользит по объемам и поверхностям боковых пристроек, по пространствам лоджий и арок. Несколько шагов в сторону — и о существовании главного фасада почти совсем забывается, ибо на авансцену вступают второстепенные с точки зрения классической композиции элементы. Этого попросту не могло быть в традиционных классических стилях и направлениях, где главный фасад с его неизменным колонным или пилястровым портиком, фронтоном или аттиком концентрировал на себе максимум внимания посетителя, оставляя флангам право лишь „подыгрывать“ основной теме. Таким образом, в этом здании прекрасно отразились особенности трактовки Мироном Мержановым принципов классицизма, внедряемых в советскую архитектуру 1930-х годов.

В „Красных камнях“ хорошо ощущается принципиально новая архитектура (по сравнению с тем же санаторием „Кисловодск“), что выражено в материале, в способах облицовки поверхностей, в цветовых сочетаниях, в деталировке фасадов. Но применение некоторых приемов вызовет у неискушенного зрителя, лишь мало-мальски знакомого с архитектурой, некоторое недоумение. Например, острое и смелое сопоставление формы лоджий, опробованных еще в санаториях имени Ворошилова и „Кисловодск“, с одной стороны, и профилированных карнизов, создающих визуальный каркас для всего объема главного корпуса, с другой. Или, например, типично „авангардистское“ ленточное окно, непонятно каким образом внедрившееся в потенциально строгий облик портика, неожиданно заняв место аттикового этажа. Или любопытный синтез аркады первого этажа галереи-перехода с горизонтальными окнами его же второго яруса.

В комплексе санатория, пожалуй, как нигде больше в крупных постройках Мержанова, сохранились авторские интерьеры. Конечно, более чем полувековая эксплуатация санатория не позволила оставить все в прежнем виде. Но, как и раньше, существует отделка деревом в холлах, гостиных, сохранилось первоначальное пространство кинозала, библиотеки, столовой. Переход от фасадов, отделанных розовым туфом, к интерьерам с их теплой красно-коричневой гаммой оказался психологически безболезненным. Еще одна важная черта, роднящая архитектуру фасадов и интерьеров „Красных камней“, состоит в том, что Мержанов смело сочетал в обоих прямо- и криволинейные объемы и поверхности. Так, на фасаде основной темой стала „игра“ арочных и прямоугольных объемов, а в интерьере обращает на себя внимание гармоничное сочетание квадратных и круглых стоек, отделанных деревом, чередование гладких и фигурных поверхностей стен гостиной, холлов, главной лестницы.

Эта лестница, ведущая на эксплуатируемую кровлю, органично связывает собственно интерьерные пространства верхних этажей и уже известный нам солярий, который, помня о специфике кисловодского климата, можно рассматривать как особую, „полуинтерьерную“ типологическую единицу. И снова, как и на фасаде, в интерьере нет какой-то одной главной пространственной или декоративно-художественной темы. Вернее было бы сказать, что таких тем в самом деле очень много, и все они могут считаться в своем роде главными, в зависимости от того, идет ли посетитель по просторной галерее, занят ли умственной работой в библиотеке, предается ли отдыху в помещении холла.

Архитектурно-художественный образ санатория „Красные Камни“ складывается из многих составляющих, каждая из которых в тот или иной момент воспринимается более четко и может выступать как наиболее характерная черта всего комплекса».

Летом 1933 года к Мержанову, в его служебный кабинет, неожиданно пришли один из помощников Сталина и заместитель начальника его охраны. Они передали поручение вождя построить для него небольшую дачу под Волынском, недалеко от Кунцева. Место для нее должен был выбрать сам архитектор.

Через десять дней проект дачи, геодезическая и фотографическая съемки местности, исследование грунта и другие документы были готовы и переданы «посредникам» для согласования с высокопоставленным заказчиком. Мержанов ожидал, что тот вызовет его к себе, чтобы обсудить хотя бы интерьер дачи, но Сталин все свои пожелания опять передал через все тех же «посредников».

Для работы с документами разворачивающегося строительства Мержанову выделили специальный охраняемый кабинет с громоздким несгораемым сейфом. В этот сейф он обязан был ежедневно, по окончании работы, при участии сотрудника спецотдела складывать все чертежи, расчеты и даже черновики их, сделанные за день, а также материалы, которые потребовались для их выполнения. Привлекать к проектированию дачи помощников он мог только через спецотдел.

Что поделаешь! — испокон веков возведение хором для властителей окружалось величайшей тайной, а сами зодчие, завершив его, нередко сразу же уносили эти тайны на тот свет. Строительство Кунцевской дачи (позднее ее стали называть Ближней) обошлось без жертв. Ее описала дочь Сталина Светлана Аллилуева в своей книге «Двадцать писем к другу»:

«Сейчас стоит недалеко от Кунцева мрачный пустой дом, где отец жил последние двадцать лет, после смерти мамы.

…Дом построил в 1934 году архитектор Мирон Иванович Мержанов, построивший для отца еще несколько дач на юге. Первоначально дом был сделан очень славно — современная, легкая одноэтажная дача, распластанная среди сада, леса, цветов. Наверху, во всю крышу, был огромный солярий — там мне так нравилось гулять и бегать.

…Второй этаж был пристроен в 1948 году. Позже, в 1949-м, там, в большом зале, был огромный прием в честь китайской делегации. Это был единственный раз, когда второй этаж был использован. Потом он стоял без дела.

Отец жил всегда внизу, и, по существу, в одной комнате. Она служила ему всем. На диване он спал (ему стелили там постель), на столике возле стояли телефоны, необходимые для работы; большой обеденный стол был завален бумагами, газетами, книгами. Здесь же, на краешке, ему накрывали поесть, если никого не было больше. (…) В комнате лежал большой мягкий ковер и был камин — единственные атрибуты роскоши и комфорта, которые отец признавал и любил. Все прочие комнаты, некогда спланированные Мержановым в качестве кабинета, спальни, столовой, были преобразованы по такому же плану, как и эта. Иногда отец перемещался в какую-либо из этих комнат и переносил туда свой привычный быт.

…Когда-то Мержанов сделал в доме и детские комнаты. Позже их соединили в одну комнату, безликую, как все остальные, с диваном, столом, ковром на полу. Бывшая спальня сделалась просто проходной комнатой. Там стоял шкаф с одеждой. Там же был и книжный шкаф, туда же поставили и рояль, так как в большом зале он „мешал“ отцу. Когда появился этот рояль в доме и для чего — я не знаю».