Вячеслав Козляков - Смута в России. XVII век

У христианского мира, разделенного на католиков, православных и протестантов была своя задача борьбы с угрозой турецкого вторжения. Русское государство давно боролось с форпостом османов на востоке — Крымским ханством, угрожавшим попеременно то «Москве», то «Литве». В этой борьбе у Московского государства и Речи Посполитой был один, признанный враждующими сторонами, союзник, руководитель и арбитр — император Священной римской империи. Рим — Прага — Краков — Москва — Бахчисарай — Константинополь — таковы были самые «горячие» дипломатические маршруты в контактах Запада и Востока Европы. Дело царевича, а затем и царя Дмитрия Ивановича всюду оставило заметный след на этом пути.

В середине мая 1604 года в Москве стали готовиться к столкновению с крымским ханством. О серьезности таких приготовлений говорит многое. В конце 1603 — начале 1604 года очень заметна дипломатическая активность, связанная с обменом посольствами с крымским царем, Персией (Кизылбашами), Англией, грузинскими царствами. Царь Борис послал своих воевод на Кавказ «воевать Шевкалы» [135] Разрядная книга 1475–1605. Т. 4. Ч. 2. С. 63–72. . Очень скоро последовал «адекватный ответ», и сторожи на границах стали замечать крупные татарские разъезды, обычно появлявшиеся перед набегом: «а татаровя конны и цветны и ходят резвым делом одвуконь; а чаят их от больших людей». Потом и отправленные в Крым послы — князь Федор Барятинский и дьяк Дорофей Бохин, подтвердили, «что крымской царь Казы-Гирей на своей правде, на чом шерть дал, не устоял, розорвал з государем царем и великим князем Борисом Федоровичем всеа Русии, вперед в миру быть не хочет, а хочит идти на государевы царевы и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии украины» [136] Разрядные книги 1598–1638 гг. С. 160. . За этим последовал созыв земского собора (первого после избирательной кампании 1598 года), принявшего решение о войне с Крымом [137] Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства… С. 148–149. . Царь Борис Годунов снова был готов отправиться во главе войска воевать «против недруга своего крымского царя Казы-Гирея». Начались масштабные приготовления к войне, включавшие составление росписей войска, наряда и обоза, полковые смотры, верстание новиков, набор казаков на службу. В Серпухове просматривали заготовленные для артиллерии («наряда») «зелье, и свинец, и ядра, и всякие пушечные запасы». Специальные воеводы и головы были отправлены на оборонительную Засечную черту в калужских, тульских и рязанских землях «засек дозирати и делати». И внезапно, по вестям всего одного выходца-полонянника (татарина из Свияжского уезда), бежавшего из плена в Крыму и рассказавшего 30 мая 1604 года в Москве, «что крымскому царю на се лето на государевы… украйны не бывать», все приготовления отменили. Как лаконично сообщают разрядные книги, царь Борис Годунов «по тем вестем поход свой государев отложил» [138] Разрядные книги 1598–1638 гг. С. 166–167. .

Разрядные книги умолчали о других, более серьезных обстоятельствах, связавших возможный поход крымского царя с действиями самозваного царевича Дмитрия в Речи Посполитой. Детали были обнародованы позднее на сложных переговорах с послами Речи Посполитой в 1608 году. Московские дипломаты припомнили, как «ведомо учинилось царю Борису и Крымской Казы-Гирей царь к нему с посланником своим писал, что государь же ваш Жигимонт король накупал на Московское государство Казы-Гирея царя и с ним о том ссылался, писал к нему х Казы-Гирею царю с гонцом своим с Онтоном Черкашенином, и словом приказывал о том же воре чернце о Гришке Отрепьеве, что буттось в его государстве в Литве царевич Дмитрей, сын государя царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии, и бутто его государь ваш Жигимонт король отпускает на Московское государство войною и с ним посылает рать свою; чтоб Крымский царь дал ему помочь и послал на Московское государство рать свою, а от того хотел дати дань многую казну, чего царь попросит, и обещался с ним быти в дружбе» [139] Сборник РИО. Т. 137. С. 514. . Вот в такой поворот событий уже нельзя не поверить. Приезд крымского гонца с вестями от царя Казы-Гирея об устной просьбе короля Сигизмунда III посдержать планировавшийся поход царевича Дмитрия в Московское государство действительно мог быть основанием для разворота царя Бориса Годунова с востока на запад. Но объявить правду тогда не могли, поэтому, отменяя крымский поход, в разрядах сослались на расспросные речи кстати вышедшего из плена свияжского татарина.

Гнев, что «король, забыв свое крестное целованье, бесермен на крестьян накупает» пришлось все-таки придержать (но, как видим, об этом знали и не забыли предъявить обвинения королю Сигизмунду III, как бывший боярин царя Бориса — Василий Шуйский, так и действовавший по его указу посольский дьяк Василий Телепнев). Все дело и сами переговоры в 1604 году были тайными, ведшимися «словом». Также решили поступить и в Москве, отправив в гонцах к королю Сигизмунду III дядю самозванца Смирного Отрепьева, выдав ему устный наказ добиться от высших сановников Речи Посполитой («панов-рад») встречи с племянником [140] К сожалению, в архивах не сохранились подлинные документы об отправке его в Литву, хотя они, судя по описи Посольского приказа 1614 года, действительно существовали. Там в столбцах хранилось дело: «Столп 113-го (1604/1605) году — отпуск в Литву Смирного Отрепьева, да приезд к Москве и отпуск с Москвы Литовского посланника Олбрехта Заболоцкого». Приезд гонца «Олбрека Заблуцкого» упоминается в разрядных книгах и датируется 14 мая 1604 года. Следовательно, в деле, имелись документы, созданные и ранее, в 112-м году (113-й год начинался, как известно, 1 сентября). См.: Сборник РИО. Т. 137. С. 8; Разрядная книга 1475–1605. Т. 4. Ч. 2. С. 70. . Обычно историки принимают на веру официальную версию о том, как Смирной Отрепьев ездил в Литву в 1604 году для обличения самозванца, что ему ни в чем не помогли и отправили назад. Однако не все было так просто, оказывается, Смирной Отрепьев ездил не один раз, а дважды, и оба раза ему отказывали по формальной причине, поскольку ни о каком царевиче в бывших с ним документах не говорилось. Да и не могло быть, если вдуматься, потому что по своему статусу, как признавали и в Москве, это был всего лишь «гонец», передававший письма.

Первая поездка Смирного Отрепьева состоялась сразу по получении известий из Крыма, видимо, после 30 мая 1604 года, когда был отменен крымский поход. Об этом же говорили позднее на переговорах с Речью Посполитой: «И как про то ведомо учинилося в Московском государстве, что такое злое дело всчинаетца з государя вашего стороны через крестное целованье, и бояре посылали к паном-раде в гонцех Смирново Отрепьева, а тот Смирной тому вору родной дядя, и велели ему паном-раде говорити, чтоб его паны-рада с тем его племянником, с вором которой называетца царевичем Дмитреем, поставили с очей на очи и он его воровство обличит». Интересно прочитать и ответ на это польских дипломатов в начале 1608 года. По их сведениям, Смирной Отрепьев был послан в гонцах к канцлеру Великого княжества Литовского Льву Сапеге и к другим литовским магнатам с грамотой по совершенно рядовым делам «будто о невыеханье судей стороны короля его милости, и о грабежи и крывды будто порубежные с розных мест». Была еще и «другая» грамота о пошлинах на московских купецких людях, которую тоже мог привезти кто угодно. На это обстоятельство и обращали внимание дипломаты Речи Посполитой: «о том деле, о котором вы теперь пишете, не токмо и одного слова не было, але о самом Смирном, што его в гонцох посылали, по обычаю не написано». Следовательно, гонец, у которого не было никаких «верющих писем» и полномочий, не мог быть допущен к панам-раде. Посольским дьякам намекали: не они ли сами хотели тогда изменить Борису Годунову, не исполняя его распоряжение: «и в самой першой большой кграмоте и не припомнено имени Смирного: грех ли то Борисов так плутал, или дьяки его изменяли, мошно вам самым лутший ведать и знать. А как же было тому быть, иштоб Смирный, с такими грамотами и о што иншого будучи посланым, мел се того домагать у панов-рад, иштоб его тот Дмитр, которого вы братним сыном его быть сказываете, з очей на очи был паставен». В следующий раз Смирного Отрепьева послали в Литву уже в тот момент, когда в Москве узнали о вторжении самозванца в Северскую землю [141] Приведем дополнительно сведения о другой поездке Смирного Отрепьева в Литву из сохранившегося перевода посольского ответа 1608 года: «А над то все вы сами в теперешнем письме своем выжей пишете, же тот Дмитр, и воевода, и иншие люди пошли в Северу (в тексте ошибочно написано «Сибирь» — В.К .), и бояре о том слыша, слали Смирного к паном-радам. Ино коли он, по вас самых сказце, пошел был в Северу, прикгожоль было искать его з Смирным в чужом господарстве? Але только бы вы сами хотели в ту пору прамить и добра зычита Борису, ино было думать горазд, Да в час, как весть учиниласе о таком деле Борису, господару вашому, с королем его милостью, или бояром з их милости, паны сенаторы, сослатсе, и именно о том писать и свидетельство явное уделать. А то и небордэо Смирный и в ыншом деле послан, и в кграмотах тых о малых делех порубежных, што кольку рублей важило, то именно пописанно, а о таком деле великом слова одного не написать. Мошно вам с того самого из ынших многих мер видеть, як тые, которые в ту пору у Бориса дела тые правили, много ль ему добра хотели. А што в том стороны Борисовы ни делали, то вместо оправданья больший его обличали, и якого ему конца жедали, на такий его сами и привели». На то, что в грамоте, привезенной Смирным Отрепьевым «не оказалось ни одного слова о самозванце» обращал внимание еще С.М. Соловьев. См.: Сборник РИО. Т. 137. С. 579–579; Соловьев С.М . Сочинения. В 18 кн. Книга IV. История России с древнейших времен. Т. 7–8. М., 1989. С. 400. . Но и в этом случае у гонца не оказалось никаких полномочий, да и тайные цели его миссии тоже теряли смысл. Действительно, закрадывается вопрос, да уж так ли хотели обличить Григория Отрепьева с помощью его дяди Смирного, и верили ли сами в такую возможность или только демонстрировали ее, втайне надеясь, что это настоящий царевич Дмитрий?