Кэтрин Пикеринг Антонова - Господа Чихачёвы [litres]

Возможно, энтузиазм, проявлявшийся людьми поколения Андрея и Якова по поводу новейших моделей образования, мог быть реакцией на то, как воспитывали их самих. С 1805 по 1811 год (то есть от 7 до 13 лет) Андрей учился рисованию у некоего Ивана Ивановича Юста. Уже взрослым вспоминая об этом, Андрей описывает своего учителя как «шельму», «животное… старое и нетерпеливое», смотревшего на ученика «вороном вороновичем» и отбиравшего у него карандаш и бумагу, чтобы нарисовать карикатуру, высмеивавшую усилия мальчика. У Андрея от этого «душа [уходила] в пятки». В конце концов он начал «напевать» своей бабушке, Катерине Петровне Купреяновой, которую называет своей покровительницей, жалобы на поведение учителя. Купреянова обратилась к содержателю «Московского благородного (частного) пансиона», в котором учился Андрей. Этот человек, Дмитрий Филиппович Дельсаль, «бывало творил волю бабушки». Андрей заканчивает рассказ многозначительным: «Ой Юст, ой Дельсаль, и ой Чихачёвы (каждому бы свое задать)» [742].

Алексей был также приобщен к семейному чтению: вместе они читали все от Фенелона до Фанни Берни и Булгарина – так дети знакомились с самыми последними новинками литературной моды. Кроме того, программа Андрея предполагала всестороннее религиозное образование. И отец и мать учили детей молитвам и катехизису. Религия была неотъемлемой частью жизни в виде регулярных церковных служб и чтения вслух духовной литературы. Родители также ежедневно подавали пример набожности, молясь, занимаясь благотворительностью, прислушиваясь к представителям духовенства и самостоятельно читая религиозные тексты. Эти примеры были усвоены и принесли плоды в виде таких, например, не совсем соответствующих возрасту благочестивых замечаний юного Алексея, как: «Завтра должен явиться в Институт к учебным своим занятиям. – Господи буди мне помощник и вразуми меня!» Дети прилежно сопровождали отца во время кратких ежедневных поездок на службу, а особо торжественные поводы Алексей отмечал в дневнике («я с Папинькой ходил ко всеношней в Собор и прикладывался к мощам») [743] ГАИО. Ф. 107. Оп. 1. Д. 71. Л. 13, 7 об.; см. также: Там же. Д. 54. Л. 7 об., 21 об., 28 («Алеша начал учить Отче наш»; «Алеша зачол „хлеб наш насущный“ и протч» и «Алеша начал учить молитву перед обедом»), и Там же. Д. 66. Л. 143. .

На первых страницах дневника за 1830–1831 годы, лишь начиная набрасывать свою образовательную программу, Андрей пишет, что молился Богу, чтобы тот «даровал» ему «Великую Свою Милость на таком основании воспитать моих детей твердыми в религии, преданными царю, любящими отечество и с пользою и честию Ему во всю жизнь свою служащими – добродетельными, чувствительными и сострадательными к ближнему» [744]. Здесь Андрей тесно связывает веру и добродетель с верностью долгу в целом и долгу перед российской императорской семьей в частности. Так что патриотизм тоже был частью образовательной программы. В 1838 году Алексей записал, что, отмечая день рождения «ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА», Андрей объяснил сыну, что тот «некогда должен [будет] быть на Царской службе, которую исправлять должно со всею ревностию» [745]. А когда позднее тем же летом Алексей с отцом приехали в Москву к началу нового семестра, они гуляли по кремлевскому саду, чтобы насладиться «прекрасной иллюминацией» в честь годовщины коронации Николая I, и Алексей описал это событие в дневнике напыщенно и благоговейно [746].

Все Чихачёвы в своих личных дневниках и записных книжках писали имена членов императорской семьи заглавными буквами и часто выделяли их цветными чернилами. В дневниках Андрея (а иногда и в записях его сына) отмечены дни именин и годовщин Романовых. Алексей изучал «Наказ» Екатерины II, и все семейство читало исторические сочинения о династии Романовых и отдельных царствованиях [747] См.: Там же. Д. 83. Л. 5 об. . Андрей с самого раннего возраста учил Алексея тому, что для него неизбежно настанет время государственной службы и что служить нужно будет с почтением, уважением и «рвением». Андрей подкреплял эти наставления, беря сына с собой на государственные торжества, внушал ему благоговение перед царской властью, напрямую связывая это с остальными аспектами образования, и тем самым подводил Алексея к убеждению, что образованного человека неизменно отличает чувство долга и верность (в особенности царю).

Образовательная программа Андрея имела также практическую составляющую. Многие «изобретения» Андрея (в том числе телеграф и «настенные» солнечные часы) изначально должны были служить учебными пособиями: «У меня в Саду Парижском устраивается Детский насос который в одно время служить будет: им игрушкой Гимнастической, а для поливания отдаленных гряд полезным водопроводом» [748] Там же. Д. 58. Л. 135 об. . Во время уроков Андрей также использовал грифель и «самоучительное стекло», помогавшие в обучении маленькой Александре [749] Там же. Д. 57. Л. 62. . Эти инструменты и изобретения показывали непосредственное применение принципов научного метода, которые Андрей стремился привить детям, а также украшали жизнь в имении.

Другим занятием, также имевшим практическое применение, была музыка. Обоих детей обучали искусные пианисты, а Алексей играл еще и на скрипке. Яков от имени Андрея попросил Тимофея Крылова купить Алексею скрипку во время поездки в Ярославль и дал на это три рубля [750]. Неясно, удалось ли Тимофею совершить покупку и поехал ли он вообще в Ярославль, поскольку в другой записной книжке Яков пишет о своей собственной поездке в этот город, где он не смог найти скрипку: «Ни одной даже и какой-нибудь – не нашел!» [751]В конце концов инструмент, судя по всему, был куплен, раз, находясь на службе в Вильно, Алексей находил время для частных уроков музыки с профессиональным наставником.

Другим источником полезных сведений, с которым Андрей намеренно знакомил своего сына с раннего возраста, было общество местных помещиков и чиновников. Это была вторая причина (помимо изучения географии) брать Алексея с собой в поездки по уезду: тот должен был знакомиться с местными помещиками и чиновниками, чтобы впоследствии занять свое место среди них – по аналогии с викторианской Англией, где, говоря словами историка Джона Тоша, «по мере того как молодые люди учились, как быть частью коллективного (мужского) сообщества, достигалось тонкое равновесие меж соперничеством и товариществом» [752] Tosh . A Man’s Place. Р. 3. . Благодаря браку и институту протекции способность успешно ориентироваться в более широком мужском сообществе его родного уезда и губернии должна была оказать огромное влияние на будущее Алексея.

Алексей прилежно записывал в дневники имена новых знакомых, фиксируя встречи и подтверждая их важность: «Я с Папинькою поехал к Дядиньке Николаю Ивановичу Замыцкому… Мы у Дядиньки нашли Михайла Михайловича Оржанского и Алексея Гавриловичу Выробова… поехали к Марье Петровне Измайловой и у нее обедали… Возвращаясь домой заезжали к Николаевым и там познакомились с семейством Петра Ивановича Гаврилова… Приехавши в Суздаль, Папинька брал меня с собой к Уездному судье Василию Андреевичу Каблукову, где нашли Петра Ивановича Гаврилова и Александра Дмитриевича Рогозина… Вместе с Папинькою обедал у Купреяновых а ввечеру ездили к Антону Яковлевичу Савоини» [753]. Во время поездки во Владимир Андрей позаботился о том, чтобы представить Алексея важным людям: «Папинька по делам своим сбирается завтра ехать во Владимер и хочет меня взять с собой… Я с Папинькой был в Семинарии на Акте, [на] котором присутствовали Архиерей и Губернатор» [754].