Адель Алексеева - Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории

Опера «Браки самнитян» – ее любимая. Музыка чудная. А содержание! – прямо про нее, про Прасковью Ковалеву!

…Девушка по имени Элиана любит храброго воина. Однако они не могут пожениться, так как у самнитян есть закон: старейшина решает, кого выбрать юноше в жены. Лишь в исключительных случаях – если он отличился храбростью, вернулся с войны победителем – ему самому дозволяется решать свою судьбу.

Девушки у самнитян послушные, но Элиана не хочет жить так, как велят старейшины, хочет жить по велению сердца.

Лицо Элианы-Жемчуговой бледно, темные глаза горят, тонкие руки вытянуты вперед. Она хочет идти туда, где сражается ее возлюбленный, – на войну, она поет:

Старая самнитянка недовольна Элианой, она «содрогается речей сих». Но Элиана отвечает: «Мне содрогаться? Содрогаются одни только преступники… Если бы мы могли мыслить и чувствовать сами собою, то кто бы осмелился господствовать над нашими сердцами?.. Если бы от самого детства мы не были приучены к налагаемому на нас игу и не покорили ему наших мыслей…»

Раздается торжественная музыка. Героиня берет лук, колчан, стрелы и уходит на войну, за своим любимым…

Задвигается голубой занавес – антракт. Параша взволнована, утомлена, но нет возможности передохнуть. Через щелку в занавесе она смотрит в зал. Что там?..

Зажглись сотни свечей. В графской ложе, в большом кресле, похожем на трон, – император Павел. Рядом его сиятельство. Улыбается? Как будто даже поглядывает в ее сторону…

А в зале свита царя, важные сановники, увешанные крестами и звездами, дамы, сверкающие драгоценности. Ох, как нелегко Прасковье Ивановне на таких представлениях! Не то что летом в Кускове, когда собирались зрители из окрестных мест.

Понимают ли сегодняшние зрители («смотрельщики» – так их называют), что хочет им сказать она, Прасковья Ковалева, простая крестьянка, а по мнению графа, великая актриса? Она готова к испытаниям ради возлюбленного, готова даже пренебречь великосветскими особами…

Щеки так пылают, сердце так бьется, что она вынуждена в перерыве все-таки отдохнуть в своем кабинетце.

Скоро снова на сцену. В последнее время стала она быстро уставать, и горло напряженное.

…Враг повержен. Под звуки марша самнитские воины выходят на сцену, несут захваченное в битве оружие. Храбрых героев чествует народ. Однако кто этот воин, что спас вождя? В головном уборе, украшенном перьями и драгоценными камнями, в зеленом плаще? Самнитянки осыпают воина цветами. Он – герой, он имеет право сам выбрать себе жену. Кого он выберет? Но снят шлем – и рассыпаются волосы. Все видят, что воин, спасший вождя, – девушка, Элиана!

– Фора! Фора! – раздается в зале. Первым захлопал государь, следом и остальные.

Павлу представляют главных артистов. Мария Федоровна с любопытством глядит на Жемчугову своими томными прекрасными глазами. Певица стоит в полупоклоне, низко опустив голову, а император говорит приветливо, просто:

– Отчего вы живете в Москве, а не в столице? Мы б хотели вас видеть у себя… – Он протягивает ей кольцо в подарок.

«Господи! Государь в хорошем расположении духа – если бы решился граф заговорить с ним о главном…»

Актеры удаляются. Именитые гости окружают императора. Когда наступает отъезд – всех ждет еще один шереметевский сюрприз! Вдоль просеки, что ведет к центру города, путь освещен бочками с осмоленным горохом, горящим и взрывающимся. Стреляют из пушек! Раздаются крики «Салют! Виват Павлу Петровичу!». Видимо-невидимо огней.

И тьма от этого гуще. Параша глядит с крыльца и не может оторвать глаз от ночного неба. Поглаживает перстень, подаренный Павлом, гадая: сделает ли он ее счастливее?

В черноте ночи видится ей клен с веселыми листьями, видится Остров Уединения, и Элиана, сражающаяся за свое счастье… А еще? Матушка, поющая у синей озерной воды песню о рае, к которому потеряны ключи…

Каким только не называли восемнадцатое столетие! Особенно с высоты высоколобого XXI века! Конечно, безумным, и всех правителей того века – и Петра I, и Елизавету, и бедного отрока Петра II, Петра III тоже, даже Екатерину II, сумевшую за тридцать шесть лет безраздельного правления не потерять голову. И слухи, слухи, все больше злые…

Галантный XVIII век? Но все эти символы, особенные знаки внимания, мушки, цветочки, ухищрения – как это ничтожно и глупо!

Граф не может жениться на крестьянке? Но он, кажется, содержит ее – о чем еще может мечтать эта счастливица? Какие «грехи»? Ей надо, чтобы в церкви батюшка перекрестил?!

А Николай Шереметев? Цели ставит большие: чуть не по всей России искать, привозить, образовывать способных музыкантов, артистов, художников. Скольких имен крепостных талантов не узнали бы мы, если бы не его старания! Резчики, скульпторы, архитекторы, художники! А каким хором владели испокон века Шереметевы! Этот хор приезжал слушать Лист.

Прасковья Ивановна Жемчугова играла только на сцене, а в жизни поступки измеряла по небесным законам, оттого и мучилась. Оттого-то такие надежды возлагала на встречу графа с императором.

Не успели отполыхать царские празднества, как через несколько дней – снова высокий гость, польский король Станислав Понятовский.

Снова торжественный полонез, менуэт, снова опера, снова ужин – и звучащие на всю Россию фамилии. И бурный успех главной певицы. Она утомлена, но не показывает вида, Шереметев заходит в ее кабинетец, целует, восхищается, но… о разговоре с Павлом Петровичем – ни слова. Оставшись одна, она представляет, каким мог быть тот разговор.

Граф робеет.

– Здесь неравенство – пропасть.

– О, это невозможно! – замечает Павел. – Есть закон, и никто не имеет права нарушать установленные законы! Уж не вы ли, граф, влюбились в какую-нибудь мещанку? – в негодовании заметит государь, – и граф умолкнет.

Быть может, разговор их происходил в комнате, где стоит фигура раба? Царь вскинет голову – знак недовольства:

– Взгляни на этого раба! Разве не все мы – рабы того или иного господина? Крепостные – твои рабы, вельможи – слуги царя, государь – раб Господа Бога. Таков заведенный в мире порядок, и нарушать его никому не дозволено… Кстати, Шереметев (царь, может, сказал и об этом), теперь, когда я стал императором, не кажется ли тебе, что пора перебираться в Петербург, служить при дворе?.. Возьмешь с собой эту дивную певичку, будем ее там слушать, а?..

Предчувствия Прасковьи Ивановны были не радостные…

С некоторым чувством облегчения проводил Шереметев императора и его свиту в обратный путь. Жемчужинка так и не спросила его о разговоре с Павлом, об их судьбе, и он был ей за это благодарен. И все же сердце его замирало: вдруг Павел потребует всегдашнего его присутствия в Санкт-Петербурге?.. Об этом не хотелось думать.