Адель Алексеева - Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории

Не ослепляйся ими, любезный сын мой; старайся знать истинное их употребление, старайся ими быть полезен в обществе; в сем наставлять правила, внушаемыя о добродетели законами Божеским и общественным. Все люди сотворены один для другаго: все они равны естественным своим происхождением; разнствуют токмо своими качествами или поступками, добрыми или худыми. Кто большими обладает стяжаниями перед другими, тот имеет большие способы делать добро. Никогда душа твоя не восчувствует сладкаго удовольствия и покоя, если она пребудет нечувствительная к добродетели.

Обыкновенный порок людей знатных и богатых – гордость, порок безумный, гнусный и несносный. Он показывает их тщеславие, презрение к другим; обнаруживает слабоумие, малодушие горделивца, хотящаго ослепить других блеском своего богатства и знатности. Благоразумие смеется ему; добродетель от него отвращается: их нельзя ничем удивить, а можно пленить добрыми делами. Удивление несмышленных, подобно ему тщеславных, составляет все его удовольствие. Да не получит душу твою самолюбие, от коего происходит гордость: кротость и смирение да украшают твою знатность и богатство, да приобретут тебе от всех любовь и уважение.

Благостию Создателя моего был я всегда сохраняем от сего порока и ненавидел его; временем, однакож, был увлекаем стремлением чувствований, то нежных, то восхитительных, желал то приятнаго и веселаго, то великолепнаго и удивительнаго. Сему желанию способствовали некоторое знание мое, вкус и пристрастие в произведении редкаго: желание пленить и удивить чувства людей, кои не видывали и не слыхивали о превосходнейшем моему произведению, походило на тщеславие, а увлечение стремительных чувствований вскоре сознавал я внутренно, что блеск всякаго такого произведения, удовлетворящаго их на самое краткое время, исчезал мгновенно в очах совершенства, не оставляя в душе моей ни малейшего впечатления, кроме пустоты. И к чему служит вся эта пышность? Есть ли в ней какая польза человечеству? Питает ли она чистейшим удовольствием душевнаго спокойствия? Утешает ли в злополучиях и горестях? Нет! Она еще более дает чувствовать тяжесть оных…

Несчастныя приключения переменили мои мысли и чувствования: я пожелал жить умеренно, моля Бога, чтоб обратил душу мою на пути правые и вселил в сердце мое глубоко чувствование добродетели. В таком расположении ко всякому предприятию приступал я с разсуждением, смотря на благий коней онаго. Страх, чувствуемый в душе моей при поползновении в пороки или излишества, страх, внушаемый законом Божиим, удерживал меня от крайности. Я опасался, да не до конца прогневается Господь моими согрешениями. А от сего и произошло то, что и чувствительность или нежность сердца моего впоследствии времени мог обращать на доброе. – Сие самое испытал я в любви моей к твоей матери…

Она заставили меня попрать светское предубеждение в разсуждении знатности рода и избрать ее моею супругою. И чем бы я лучше мог пожертвовать сим ее достоинством и любви моей, как ни соединением сердец наших и состояния священными узами супружества.

В таком расположении души моей видел я величайшее различие мнимых удовольствий от истинных. Великолепныя пиршества, в коих забывал умеренность в пище и питии, в коих роскошь и тщеславие владычествуют над умом и сердцем; на кои в один день для единой прихоти истощают величайшия стяжания, приобретаемые годами от трудов человеческих, могущия тысяче бедным доставить благоденствие на всю их жизнь; на коих несколько искренних друзей угощающаго провожают время в смутном молчании, а сонм лицемеров и ласкателей превозносят до небес похвалами его некорыстолюбие, щедрость, блеск, пышность…

Они ушли, наши герои, из жизни. С тех пор миновало уже двести лет. Но не умерла, не закончилась на том история печальной и тайной любви. История эта обросла слухами, легендами, реальностями. Разве не удивительно, что все, что строил граф Николай Петрович, сегодня живет, открыто для любителей Истории, Культуры, Музыки?

Кусковский парк принимает гуляющих, в его концертном зале звучит камерная музыка. В Останкине происходят театральные представления. А Странноприимный дом принимает и лечит сотни и тысячи больных, раненых. Слово «celentia» означает «тихое милосердие», и духом его проникнута жизнь больницы Склифосовского, возникшей вокруг шереметевского строения.

Удивительно, как преданно завещание Прасковьи Ивановны и графа выполняли родственники, потомки (впрочем, это не удивительно). До самого 1918 года почитали память о бабушке – прабабушке (да и позже), как в день рождения легендарной женщины детей приводили в ее комнату, и дети читали молитвы:

«…щит и ограждение – истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке… Не отверзи меня от лица Твоего и Духа Святого не отыми от меня…»

Удивительно, как в Дмитрии Николаевиче (сыне), в характере его и взглядах переплелись аристократические корни с народными. Он был похож на мать, имел музыкальные способности, а в благотворительности своей не знал границ.

Эхо любви его отца и матери доносится до нас и взывает обращать любовь в Добро, в Милосердие…

Граф Николай Шереметев был яркой, сильной личностью, любил ставить важные, большие цели: останкинский театр, перестройка Фонтанного дома в Петербурге, возведение Странноприимного дома с церковью, богадельней, лечебницей… И конечно, творить милостыню.

После его кончины Шереметевы израсходовали на богоугодные цели шесть с половиной миллионов рублей и облагодетельствовали тысячи людей. В 1910 году (к 100-летию дома) было подсчитано, что здесь

• всего приняли 1 858 502 человека;

• подняли на ноги 84 194 лежачих больных;

• вылечили 2225 раненых в сражениях;

• выдали пособие 10 186 бедным;

• содержали 16 608 богадельных человек;

• дали в приданое 273 440 рублей 3021 невесте;

• оказали помощь 13 555 ремесленникам на общую сумму 934 852 рубля.

Место, где сейчас располагается институт имени Н. В. Склифосовского (на Садовом кольце), это и есть Странноприимный дом, мысли о строительстве которого принадлежали как графу, так и его жене.

Николай Петрович воздал хвалу своей возлюбленной. Воздадим и мы хвалу крупнейшему представителю Просвещения, деятелю культуры, мечтателю, предводителю московского дворянства, директору банка, служившему, конечно, без вознаграждения.

Заканчивался блистательный XVIII век. Часы пробили полночь – как знак нового века. И страшным знаком перехода к новому веку стала судьба императора Павла I.