Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

Шел я по улице, был я один, ни с кем не попутчик;
Вечный мой спутник, любовь, только со мной и была.
Шел я, стихи сочинял и думал, какой бы девице
Эти стихи поднести, чтобы понравиться ей.
Вдруг я увидел вдали: как будто выходят три нимфы —
Все высоки и стройны, средняя более всех.
Шла она между подруг, все трое шагали проворно,
Только у средней была поступь резвее других.
Если бы я увидал в руке ее лук или дротик,
10 Я бы решил, что ко мне дева Диана идет,
Ибо, клянусь, такова и бывает Диана, охотясь
В чащах дремучих лесов, с сонмищем ловчих подруг.
Мне захотелось на них посмотреть, познакомиться с ними;
Я повернул и пошел, путь им навстречу держа.
Вот, приблизившись к ним, я смог разглядеть их яснее,
Смог посмотреть им в лицо и различить их черты.
Вижу: не нимфы они, а девушек трое красивых,
Но красотою своей впрямь затмевают и нимф.
Да и не только ведь нимф: Венеру, Юнону, Палладу
20 Я не посмел бы сравнить с ними в их юной красе.
Сколько я ни смотрю на лица, на кудри, на тело,
Руки и пальцы девиц, – все в них пленяет меня.
Чувствую я: Купидон пронзил мое сердце стрелою
И зажигает в груди жаркое пламя любви.
Спор у девушек был – какая искуснее в пенье?
Пели все хорошо, лучшую трудно найти.
Вот и решили они, чтоб надежный судья и ценитель
Вынес им свой приговор, славу одной присудив.
Долго описывать всех троих – скажу о единой,
Той, что собою была краше обеих подруг.
Розы в руках у одной, плоды у другой, а у третьей
30 Ветви деревьев – несет каждая то, что милей.
Платье было на ней, расшитое перлом и златом;
Перла и злата светлей тело сияло под ним.
В русых ее волосах золотая сверкала повязка —
Русый цвет для меня был золотого милей.
Розы, сплетаясь в венок, обвивали голову девы,
Но и без этих прикрас дева красива была.
Лоб сиял белизной, и горло, и шея, и руки,
40 Сердце сжигая мое жарких желаний огнем.
Знаю, как ночью с небес лучистые светятся звезды —
Только у девушки той очи сияли ясней.
Были в ушах у нее дорогие жемчужные серьги —
Но и жемчужный убор бледен казался на ней.
Грудь под тканью одежд нигде не виднелась сосками —
Стянуты туго они или уж очень малы.
Девушки груди свои нередко бинтом пеленают,
Ибо для взгляда мужчин полная грудь не мила.
Но не нуждалась в бинтах предо мною представшая дева —
50 Грудь ее малой была в скромной своей полноте.
Пояс дивной красы, расшитый каменьем и златом,
Нежным объятьем облек чресла моей госпожи.
Нужно ли все исчислять? Когда бы я взялся за это,
Я ведь не кончил бы речь даже и в тысячу дней.
То, что скрыто, всегда прекрасней, чем то, что открыто —
Так и у девы моей лучшая скрыта краса.

Что было делать? Язык не в силах мой был шевельнуться.
Все ж размыкаю уста – так повелела любовь.
Я говорю ей: «Привет богине и спутницам юным!
60 Дева, богиня ли ты – счастья желаю тебе!
Равного счастья тебе и твоим я желаю подругам,
Хоть признаюсь, не стыдясь: ты мне милее подруг.
Если какие-то споры меж вами посеяли распрю,
Мне расскажите о том – я их готов разрешить.
Вы подчиниться должны моему приговору по праву,
Ибо в искусстве любом я превосходный знаток.
……………………………………………………………..
Я ведь и пенью учен, как и другому всему».
Только они услыхали, что я говорю им о пенье,
70 Разом вскричали все три: «Будь же ты нашим судьей!»
Видим поблизости луг, пленяющий нежной травою,
Посередине стоял дуб, расстилающий тень;
Место понравилось нам, вчетвером мы туда поспешили,
Чтобы под сенью ветвей спор разбирать и судить.
Вот на зеленом холме я занял судейское место
И указал я места девушкам, каждой из трех.
Той, что розы несла, я велел начинать состязанье —
И, повинуясь, она первая петь начала.
Песню она завела о войнах богов и гигантов,
80 Буйство которых поверг в прах олимпийский перун.
Кончила девушка петь, за ней начинает вторая —
Та, у которой в руках ветви деревьев цвели.
Став перед нами, она запела о страсти Париса —
Песня такая была, видимо, ей по душе.
Всем ее песня была хороша; но вот выступает
Третья из юных певиц – та, что молчала дотоль.
Кудри ее обвивал венок из цветов ароматных;
Встала, движеньем руки всем приказала молчать.
Песню запела она о Юпитера нежных забавах,
90 Как он Европу увлек, скрыт под личиной быка.
Пела для всех она любо, а мне особенно любо:
Более всех по душе было мне пенье ее.
Голос ее вылетал из прелестных розовых губок,
И повторяло его эхо от ближних камней.
Именно так, наверно, Орфей фракийские скалы
Двигал, кифары своей легкой касаясь рукой.
Именно так, наверно, вели свои песни сирены,
Пеньем желая сдержать бег итакийской ладьи.
Каждая песней своей взывала к скитальцу Улиссу,
100 Но устоял против них предусмотрительный муж.
Если бы между сирен была такая певица —
Против нее никогда он бы не смог устоять.
Кончила песню она, затих ее сладостный голос,
И поспешил я воздать деве за песню хвалу.
Мне захотелось решеньем своим присудить ей победу:
«Ты, – объявил я, – поешь лучше обеих подруг.
Голос приятнее твой, и искусней его переливы,
И красотою лица ты превосходнее всех.
Пусть же победу твою двойной венец увенчает —
110 Ты в состязанье двойном дважды снискала успех».
Тут я из пестрых цветов сплетаю двойную гирлянду
И обвиваю чело этой наградой двойной.
Дева, молчанье храня, принимает влюбленную почесть,
А у обеих подруг зависть таится в душе.
Это заметив, она говорит: «О, юноша славный,
Ты награждаешь меня – будь же и ты награжден.
Знай, что умею ценить я заслуги, которые вижу,
Так оцени же и ты расположенье мое.
Сам попроси у меня какого желаешь подарка —
120 Я для тебя совершу все, что угодно тебе.
Ты не суди обо мне по иным, по обманчивым девам —
Сам убедись, что мои веры достойны слова.
В этом тебе я клянусь священным Юпитера скиптром —
…………………………………………………..»
«Ты за услугу мою обещаешь, чего попрошу я, —
Так говорю я в ответ, – многого я попрошу!
Только тебя я хочу, тебя я желаю в награду,
Ибо тебя я люблю, хочешь ли ты или нет.
Ты лишь будь мне наградой, другой награды не надо,
130 Если себя мне отдашь – сговор исполнится наш.
Помнишь, к Парису пришли Паллада, Юнона, Венера —
Каждая даром своим тщилась ему угодить.
Все сравнивши дары, он одной предпочтение отдал —
Той, что сулила ему милой подругой владеть.
Он бы иначе судил, коль было бы что-нибудь слаще,
Нежель на ложе любви милое тело сжимать.
Учит подобный урок, чему отдавать предпочтенье;
Будь мне примером Парис – я выбираю тебя.
Не побоялся Парис отдать предпочтенье Венере,
140 Чтобы наградой ему стала Елены краса.
Ты, по суду моему победившая в песенном споре,
Дай мне в награду за то девичью сладость твою.
Если же я не кажусь достойным подобной награды —
Дай, что можешь мне дать, девичью честь сохраня.
Ежели мне не дано насытиться внутренней сластью —
Что же, мне будет мила даже наружная сласть».
Мне рассмеялась в ответ звенящим красавица смехом:
«Все сомненья рассей: ты – мой возлюбленный друг!
Все сомненья рассей, – повторяет, сомнения видя, —
150 Только с тобою вдвоем нас сочетает любовь.
Будешь ты мой, я тебе подарю мою девичью сладость —
Сохранена для тебя девичья целость моя.
Не сомневайся, тебя не долгое ждет ожиданье —
Этой же ночью со мной будешь ты ложе делить».
Так промолвив, она «Прощайте!» сказала подругам
И поспешила к себе в пышно разубранный дом.