Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Припоминается мне, независимо от этого Комитета, особая маленькая организация для помощи студентам, бывшим гардемаринам, окончившим Морской корпус в Бизерте. Я в ней участия не принимал, но был на чае, который для этих студентов был устроен в Красном Кресте. Руководила этой помощью вел. княгиня Мария Павловна, но что она смогла устроить им, не помню. Кажется, была на чае и бывшая греческая королева Ольга Константиновна, как дочь бывшего генерал-адмирала, считавшаяся всегда покровительницей наших моряков.

В одном из заседаний Банковского комитета встретил я тогда А. А. Лопухина, недавно приехавшего в Париж и вступившего в число членов правления Международного банка. Я его не видал с 1897 года, когда он был товарищем прокурора в Москве. Затем он дошел до директора Департамента полиции, и был осужден за разоблачение Азефа и сослан в Сибирь. Здесь он стал управляющим одним из отделений Международного банка, почему после появления его в Париже его и включили в состав правления банка. Насколько я помню, он появился только один раз в Банковском комитете, и после этого вообще скоро исчез с Парижского горизонта. На мой вопрос Я. И. Савич, тоже член правления этого банка, очень осторожно ответил мне, что Лопухин ушел от них, ибо оказался неподходящим к общему направлению банка. По-видимому, тут сыграли роль разошедшиеся в Париже слухи, что сын и дочь Лопухина, оставшиеся в России, не за страх, а за совесть служат большевикам, и что он сам, выехав из России, не порвал отношений с советским представительством. Так ли это, точно не знаю.

В октябре гастролировала в Париже труппа Московского Художественного театра, имевшая большой успех не только у беженцев, но и у французов. Мои видели тогда «Смерть Феодора Иоанновича» и «Вишневый Сад». В то же время показывали в Париже фильм, составленный из найденных в архивах фирмы Патэ фильмах, снятых начиная с 1896 г. разных событий царствования Николая II. Самые старые из них, именно относящиеся к коронации, были еще очень несовершенны, но были очень интересны для нас, ибо все мы узнавали на них ряд близких нам, знакомых лиц. Через несколько лет этот фильм был использован Воинским Союзом. Три генерала, из коих помню Эрдели и Пермикина, разъезжали с ним по всей Франции, делая попутно доклады. Едва ли, однако, собрали они этим путем много денег.

Не отметил я еще, что уже несколько месяцев занимался я заочно бухгалтерией у известной фирмы Pigier. Понятие о бухгалтерии я имел уже раньше, и мог разобраться в любом отчете, но не знал ни французского законодательства, ни техники счетоводства. Курсы Pigier я прошел поэтому быстро, и новостью явилось для меня только счетоводство специальное — банковское страховое, и в промышленном определение себестоимости. Однако и они трудности мне не представили, и я получил диплом французского бухгалтера, которым мне, впрочем, воспользоваться не пришлось, как и кинематографическим.

Этой зимой Малинка училась в Asnieres в среднем католическом заведении, носившем название Ecole Ozanam в память известного французского педагога. Как русскую, ее приняли туда бесплатно, и училась она недурно, хотя и была в своем классе едва ли не младшей.

В январе в Студенческом комитете довольно горячие споры возбудило исключение из списка стипендиатов семи студентов, указанных Комитетом, и замена их другими. Замена их была произведена французской комиссией по распределению пособий, и Федоров утверждал, что исключены из списка гораздо более нуждающиеся в помощи, чем те, кто их заменил. Объяснял это тем, что из этих семи пять были евреи, за которых хлопотала какая-то еврейская организация и что профессор, председатель комиссии, был еврей. В составе нашей комиссии никогда никаких антисемитских тенденций не проявлялось, но должен признать, что в этот момент эта явная несправедливость вызвала извечную враждебность по отношению к евреям.

Уже в 1923 г. было образовано в Париже общество Credit an Travail, имевшее своей задачей выдавать ссуды на открытие небольших индивидуальных предприятий. Инициатором этого дела был бывший член Гос. Думы Титов, бывший священник и прогрессист. Ему удалось получить ссуду в Лондоне, когда там была сосредоточена выдача всех пособий разным благотворительным организациям. Так как Игнатьев в это время был болен, то фактически всем распоряжались в Комитете уже упоминавшиеся мною Иванов и Яковлев. У меня осталось впечатление, что выдавались ссуды без достаточной критики, и ни одна из них существенной пользы не принесла, и ни одна из них возвращена не была. При упразднении Комитета, он распределил имевшиеся у него дела между различными другими организациями. Почему-то Credit an Travail попал в Красный Крест, где мне поручили ознакомиться с его положением.

С самого начала впечатление получилось самое отрицательное, и сам Титов не отрицал, что обществу остается только закрыться. Полученные им суммы оно раздало большею частью лицам, которые не сумели использовать выданные им ссуды, и не только не в состоянии были вернуть их, но даже и выплачивать по ним весьма скромные проценты. Ввиду этого, созванное вскоре общее собрание решило общество ликвидировать. Кроме Яковлевского комитета пострадал еще только некий барон Гинзбург, думавший помочь этим беженцам, но попавший на Титова. Ликвидацию поручили бывшему члену Думы полк. Энгельгардту, имевшему уже какое-то отношение к этому делу, и он позднее говорил мне про прямые злоупотребления Титова, вроде, например, того, что он получал процент со ссуд и дважды учитывал одни и те же ссуды в банке. Как он это устраивал, не помню, но, кажется, какой-то банк открыл ему небольшой кредит, как чисто благотворительную помощь беженцам. Судебного дела против Титова ни банк, ни мы, однако, не возбуждали, ибо это стоило бы только денег и не дало бы ничего, кроме еще большего понижения и так уже невысокого престижа беженства.

С именем Титова связано еще одно предприятие. Он образовал русский хор, в который вскоре после приезда во Франции поступила сестра жены Даниловская. С хором этим Титов отправился в турне по Франции, но особого успеха не имел, и потом не доплатил большинству участников хора. Только мужчины и более энергичные мужья певиц под угрозой избиения заставили его заплатить то, что им причиталось. После этого о Титове в эмиграции больше не говорили.

Монархические тенденции в эмиграции все увеличивались, причем, главным образом, интересовал всех вопрос о том, как относятся к монархии в самой России. По этому вопросу сделала доклад в марте, приехавшая незадолго до того писательница Каллаш. Насколько я могу судить теперь, она смотрела слишком оптимистично на шансы монархии, но, несмотря на это, она многих разочаровала (доклад она делала на квартире Н. В. Савича). Надо сказать, что вообще приезжающие из России обычно сами мало что знали, и делали нам сообщения или слишком узкие, или очень поверхностные. Каллаш первая сообщила о сильном росте там антисемитизма. На эту тему были и в Париже всякие разговоры. В умеренно-монархических кругах была речь о совместном выступлении против образования особой «Лиги борьбы с антисемитизмом», что и состоялось в виде письма в газеты. Протестовали не в защиту антисемитизма, но потому, что такую лигу в тот момент считали неуместной. Идею о такой Лиге не одобряли и в высших масонских степенях. По-видимому, антисемитизм в России был столь силен, что приезжавший в Париж английский профессор Саролеа интересовался нашим мнением о том, не будет ли еврейских погромов при падении большевизма. Из других приезжавших из России ярким антисемитом оказался проф. Шокальский.