Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

В Союзе Освобождения появился в это время из Берлина некий Ефимовский, оставивший тогда у нас странное впечатление. Иные думали, что его главной целью было рассорить и так уже немногочисленных конституционалистов-монархистов. Наша группа, однако, несмотря на ее неоднородность, отнеслась к нему единодушно отрицательно.

Кажется, в марте был создан в Красном Кресте Особый инвалидный комитет, делопроизводителем которого был назначен Г. В. Глинка. В сущности, этот Комитет и был-то создан для него и настояли на нем Игнатьев и Иваницкий, бывшие сослуживцы Глинки, дабы не дать ему умереть с голоду. Глинка был раньше человеком энергичным, но в чужой обстановке сделать ничего не смог, тем более, что в это время уже возник инвалидный комитет, возглавил который ген. Баратов, лишившийся ноги во время какого-то покушения в Тифлисе, и, как командир казачьей дивизии во время войны, бывший инвалидам своим человеком. Всего инвалидов насчитывали 5000 человек, и во всех странах они выбрали местные комитеты, подчинявшиеся центральному, который, в сущности, сводился к одному Баратову. Хороший оратор и неглупый человек, он умел всюду проникнуть и добивался многого, перед чем другие опускали руки. Несмотря, однако, на всю его энергию, кроме славянских стран, во всех остальных положение было далеко не блестящим.

Что касается краснокрестного комитета, он ничего не сделал, и скоро о нем перестали говорить, а Глинке дали какое-то другое занятие. Насколько я знаю Глинку, никто его не упрекал никогда в какой-либо бесчестности, и мне кажется, что, несмотря на старую дружбу с Иваницким, он далеко не одобрял его поведение. Могу сказать, что от таких нареканий не было свободно тогда ни одно беженское учреждение. Особенно много говорили тогда про Земгор и про личность Львова. Мне всегда приходилось слышать о нем в России, как о человеке безупречной честности. Но вот в Париже Гр. Алексеев, не стесняясь, говорил всем, кто желал его слушать, что еще в Москве он брал комиссии с поставщиков Земского Союза. Так как Алексеев работал тогда с Львовым, я допускаю, что это действительно имело место, но, думаю лишь, что этим путем Львов добывал средства на подготовку революционного движения. Не хочу этим оправдать его, но думаю, что он действовал так по своей, теперь всем ясной, ограниченности.

Уже только в 1923 г. начали мы более детально знакомиться с Парижем, и, в частности, с его кладбищами. На кладбище Montmartre, кроме знаменитой Dame aux Camelia, нашел я, как впрочем и на других, много русских имен, преимущественно аристократических. В конце Пер Лашез повидали мы и известную стену коммунаров, у которой 1-го мая происходили левые манифестации. Вид всего этого места был довольно непрезентабельный.

Уже летом 1922 г. получили мы через кн. Гагарину сведения о родных жены, оставшихся на юге России. Княгиня была с ними во Владикавказе, и передала нам их просьбу помочь выбраться к нам. Вывоз родных из России производился тогда обычно через Международный Красный Крест, который взимал сверх стоимости вывоза, еще порядочную сумму, по-видимому, на покрытие своих общих расходов. Нам удалось выяснить, что через Константинополь этот вывоз можно организовать значительно дешевле, почему мы и перевели деньги моему брату, который и организовал все. Однако, в конце концов, выезд Александры Геннадиевны [56] Охотникова, дочь адмирала Г. И. Невельского. — Примеч. сост. обошелся нам этим путем даже дороже, ибо мы не учли, что на пути из Владикавказа на Батум могут быть различные задержки. Из Владикавказа им дали разрешение только до Тифлиса, где им пришлось ждать довольно долго разрешения на выезд за границу. Когда они попали в Батум, то у них не хватило денег на пароходные билеты, а пока мы им их перевели, истекли сроки виз, и моему брату пришлось хлопотать об их продлении. Когда и это было улажено, то денег хватило на выезд только Маруси с детьми, а Александра Геннадиевна застряла в Батуме еще на полтора месяца. Таким образом, хотя разрешение на въезд их во Францию удалось получить быстро, приехали они в Париж только 2-го июня 1923 г.

Встретил я их на вокзале St. Lazare, где они своим видом обращали на себя общее внимание. Хотя в Константинополе Адя и Фанни их уже поприодели, вид у них был довольно цыганский. В Аньере у нас они рассказали о своих приключениях за это время. После того, как они расстались со Снежковыми, в надежде установить связь с мужем Маруси [57] М. П. Даниловская. , и запоздали с выездом из Минеральных Вод, они осели во Владикавказе. В это время умерла от дифтерита 2-я дочка Маруси — Таня, но и после этого существовали они только продажей вещей, ибо из пяти душ могла работать одна Маруся. Алекс. Генн. давала случайные уроки иностранных языков, а дети были еще малы. Маруся нашла дополнительный заработок в хоре оперы, а дети, как они сознались в Париже, не раз крали по ночам картошку и яблоки в садах. Первоначально с ними была старая горничная Алекс. Геннадиевны — Пелагея, но она умерла во Владикавказе от холеры. Когда после ее смерти стали разбирать ее вещи, это было большим разочарованием для Алекс. Генн. в преданности этой женщины: сундук ее оказался полным вещей Алекс. Генн., которые она разновременно присвоила. В Батуме им помогала просуществовать семья одного Адиного однополчанина-грузина. В то время у местной коренной аристократии еще оставалась часть и средств, и значительная доля прежнего престижа. Все переходы морем они сделали, конечно, в качестве палубных пассажиров, но, в общем, в прекрасную погоду. Надо еще отметить, что везде, где они останавливались по дороге, они находили людей самых разнообразных положений, которые им оказывали помощь совершенно бескорыстно.

По приезде их в Париж нашей общей задачей явилось найти им заработок, а детей устроить в школы. Марусе нашли работу в одном из английских банков. Ирина ее была сперва на побегушках в одном из второстепенных домов couture, и так и пошла она потом по этой специальности, достигнув места продавщицы в одном из больших парижских домов, что давало тогда подчас хорошие заработки. Юрик был взят приходящим в хороший католический лицей рядом с нами, а Сандру отправили в католический монастырь в Blois. Строй этих учебных заведений во многом был еще, как мы тут узнали, совершенно архаичен. Девочкам запрещалось, например, мыться в ваннах голыми: надлежало мыться под рубашкой, чтобы вид собственного голого тела не наводил на греховные мысли. Хуже было, однако, то, что между девочками делалось различие, в зависимости от их состоятельности, и, например, Сандра рассказывала, что ей, как бесплатной пансионерке, не дают всего того, чем пользуются платные. Кроме того, очень скоро стали делать попытки перевести Сандру в католицизм, а так как Маруся энергично этому воспротивилась, то отношение к девочке, первоначально хорошее, стало меняться. Надо отметить еще, что способности Сандры, очень хорошей девочки, а затем и женщины оказались не блестящими, и в результате Маруся взяла ее из монастыря, как только это оказалось для нее возможным. Католические монастыри, вообще, совратили в католицизм немало русских девочек (мальчики оказались более стойкими), но расчеты католических руководителей не оправдались. Эмиграции не суждено было вернуться на родину, чтобы занять там вновь руководящее положение, а кроме того, католицизм и русское национальное чувство никогда друг с другом не ладили.