Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

В то время, как мы хлопотали о вывозе Катиных близких, Марусин муж — Глеб — был в Галаце русским этапным комендантом, и сдружился там с французским консулом, по-видимому, каким-то странным типом. Он уверял Глеба, и тот верил этому, что за Александрой Геннадиевной по его просьбе будет из Константинополя послан в Батум французский миноносец — и это, когда между Парижем и Москвой дипломатических сношений не было. Вскоре, впрочем, должность Глеба была упразднена, и тогда он приехал тоже в Париж. Найти работу ему было труднее, чем другим членам его семьи, но помог случай. Он пошел искать ее в католическое бюро труда для русских, где как раз какая-то художница искала модель для рук портрета кардинала. Руки Глеба оказались почему-то более подходящими, и он несколько раз позировал для них. Во время этих сеансов он рассказал ей про свое положение, и она устроила его в страховое общество, директором которого был ее муж. В этом обществе он и проработал до своей смерти, кажется, через 5 лет. У него сделался грипп, из-за которого он обратился в амбулаторию Красного Креста. Врач отправил его домой, приказав лечь, и сам приехал вскоре, сообщив Марусе, что у Глеба туберкулез обоих легких и горла, а как потом оказалось, и печени. Его поместили в больницу, где он через полтора месяца и умер, перед смертью еще и ослепнув. Как мог он не заметить раньше своей тяжелой болезни, никто понять не мог. По-видимому, держался он исключительно на вине, которое он пил с утра и до вечера, причем ел удивительно мало. Опьянения у него никогда заметно не было, но без вина он уже, очевидно, существовать не мог.

С приездом во Францию большого числа беженцев пришлось Красному Кресту, как это ему мало ни улыбалось, начать выдачу небольших индивидуальных пособий. Как всегда бывает в подобных случаях, сразу образовалась группа профессионалов, живущих в значительной степени на счет общественной благотворительности, так называемых «стрелков». По соглашению между различными организациями (в Красном Кресте этим делом занимался Киндяков) пособия выдавались большею частью билетами на ночлег на барже общества Христианской Молодежи или на обеды в благотворительной столовой. Среди профессиональных попрошаек появилось немало и опустившихся беженцев. Не раз появлялся у нас князь Шаховской, о котором я уже упоминал, сын члена 3-й Думы и двоюродный брат министра торговли. Уже в России у него было несколько мошеннических проделок, в Париже же он оказался окончательно босяком, ночуя под мостами и выклянчивая по несколько франков.

Как-то он был в нашей амбулатории и, по-видимому, когда врач отвернулся, стащил ее бланк, приложив к нему печать. Заполнил он его затем гарантией Красного Креста платить за его содержание в гостинице. Хозяин ее через некоторое время и пришел к нам требовать деньги, к счастью небольшие, которые, во избежание скандала, ему и заплатили. Как-то появилась у нас красивая женщина, вдова геройски убитого на войне полковника и флигель-адъютанта, сама из известной семьи, производившая странное впечатление своими рассказами, и, главное, тем, что с нею появился один уже известный хулиган. Потом он оказался ее любовником. Вскоре затем мы прочитали в газетах, что оба они, в компании с двумя другими беженцами были арестованы на Ривьере за какое-то ограбление. Часто появлялась старая эмигрантка, некая Богданова, по-видимому, ненормальная, хотя иные и утверждали, что ее манера держаться была лишь способом вымогать бóльшие пособия. По сведениям Посольства, она была раньше агентом Рачковского, информируя его о старых эмигрантских кругах, а, как иные утверждали, в наше время работала во французской полиции. В общем, несмотря на постоянно учиняемые ею скандалы, она производила жалкое впечатление, и грошовые пособия ей все-таки выдавали.

Позднее, когда наше консульство уже превратилось в Бюро русских беженцев, в его помещении, по утрам, разные учреждения, и в том числе и Красный Крест, выдавали свои пособия. Как-то мне пришлось заменять там Киндякова, и при мне эта особа начала кричать на гр. Шувалову, выдававшую пособия от какого-то общества. По-видимому, самым оскорбительным ругательством по адресу графини она считала выкрикнутые ею слова «масонская корова», хотя графиня ничего общего с масонством не имела. Что-то крикнула она и мне, и ушла, не забыв, впрочем, получить пособие. Потом мне говорил Киндяков, что такие сцены бывали у него нередко.

Кстати, по поводу масонства отмечу, что в одном из наших собраний какой-то видный итальянский масон защищал Муссолини, утверждая, что хотя он и преследует Grand Orient, но симпатизирует Grand Loge. Вскоре после этого Муссолини, впрочем, закрыл и Grand Loge, что не помешало однако тому, что отдельные видные масоны потом работали с ним, занимая крупные посты. Припоминаются мне также рассказы Кандаурова о масонстве, которых я раньше не привел. Указал он мне, что ложа, основанная вел. князем Александром Михайловичем в России носила название «Карма». Рассказал он мне также про теософское общество Eastern Star, существовавшее в Индии, ранее англофобское, но затем через подкуп его руководителей, подпавшее под влияние Home Office, и в соответствии с его указаниями занимавшееся левой пропагандой, дабы осведомлять правительство о намерениях туземных левых кругов. Во Франции это общество находилось в связи с Droit Humain. Так ли это, сказать не могу.

В мае в Посольстве сделал очень интересный доклад по аграрному вопросу И. И. Тхоржевский, исходивший из положения, которое я высказал в Старой Руссе в 1898 г., о том, что освобождение дворян от обязательней службы при Петре III должно было бы сопровождаться и освобождением крестьян с наделением их землей. Доклад вызвал большой интерес, и прения по нему продолжались несколько вечеров, хотя большинство говоривших и не было согласно с Тхоржевским. Характерно, что тогда как правые все время продолжали стоять на почве незыблемости права земельной собственности, со стороны умеренных социалистов, например, Фундаминского, наблюдался отход от прежних социалистических теорий. [58] В докладе этом, сделанном ранее в ложе Астрея, Тхоржевский проводил ту точку зрения, что частновладельческие земли, захваченные крестьянами, надо за ними закрепить, а остальные вернуть прежним владельцам. Возражал определенно один Фундаминский, но и тот не настаивал на социалистических теориях.

Еще в 1922 г., до получения постоянной работы, Снежков, как и многие другие русские, работал статистом в какой-то кинематографической фирме. Весной 1923 г. фильм, где он в качестве садовника поливал цветы, шел в Париже, и все мы ходили смотреть его. Оплачивался труд статистов сравнительно недурно, но работа была поденная, и из приходивших 10 человек обычно брали всего двух-трех, а то и никого. Тем не менее, когда снимались фильмы с массовыми сценами, то вокруг фирм всегда ждали толпы безработных русских. Лучше оплачивались статисты, у которых сохранилось хорошее платье, а позднее, когда на Ривьере ставили фильм, крупные сравнительно суточные получали наши кавалеристы, причем они отмечали, что лошадей давали неважных, и риск разбиться был повышенный.