Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

В декабре мне предложили купить небольшой дом недалеко от нашего; цена была невысокая, и я его и купил, ибо в это время уже начиналась инфляция и держать деньги в бумагах было неразумно. Когда в 1948 г. я продал этот дом, то продажная цена была в четыре раза выше, настолько понизилась ценность бразильской валюты.

Наконец, закончился год окончанием Жоржем среднего образования. В Liceu Pasteur, как в это время стал именоваться прежний Liceu Franco-Brasileiro, состоялся акт, на котором были мы с Катей. Этот акт был сравнительно не торжествен: обычно этой «форматуре» придавалось много блеска, устраивались по случаю их балы, но так как в это время еще шла война, директор отменил более шумное празднество. Марины не было на этом акте, ибо незадолго до него она слегла вновь с суставным ревматизмом в ногах. Оба раза она заболевала на фазенде Нобре, и у меня была тогда же мысль, не явилась ли эта болезнь результатом какой-либо инфекции? Врачи это определенно отрицали, но у меня и сейчас нет уверенности ‹…› Какая бы то ни была причина заболевания Марины, она пролежала в этот раз почти 5 месяцев, и когда встала 1-го мая, то еще целый месяц могла ходить только с двумя палками. В конце мая она вместе с Катей отправилась в São Pedro, в 6 часах от Сан-Пауло, где ей врачи указали сильные серные ванны. Устроено там все было прекрасно, и воды очень быстро оказали свое действие. Зато Катя выдержала только в течение 10 дней духоту интерьора, и как только стало проявляться улучшение Марининого здоровья, она вернулась в Сан-Пауло.

После окончания Жоржем лицея возник вопрос о том, куда ему дальше идти. Давно было ясно, что его привлекают главным образом химия и физика, особенно первая. Однако, во все высшие учебные заведения были установлены проверочные экзамены с приемом лучших из их сдавших. В большинстве из этих школ требовалось при этом прохождение двухлетнего приготовительного курса при них, только после чего прошедший их допускался к конкурсному экзамену. При этом иностранцы резались главным образом на португальском языке, требования по которому были очень строгие. Единственное учебное заведение, где не требовалось прохождение «пре», был, как я уже упоминал, факультет философии, где вместе с тем преподавали и лучшие профессора в Сан-Пауло, по физике — Ватагин и по химии — немецкий еврей Рейнбольд, бежавший от Гитлера.

Однако из этих двух дисциплин физика не обещала в Бразилии сколько-нибудь выгодной материальной карьеры, тогда как химия с места обеспечивала хорошие оклады. Поэтому желающих поступить на химическое отделение было обычно в три-четыре раза больше числа вакансий, тогда как на физическом их обычно бывало меньше, чем имеющихся мест. В результате всего этого Жорж избрал физику, и мы его поддержали в этом. Одновременно с ним должен был держать экзамен старший сын Ватагина — Андрей, окончивший лицей Dante-Allighieri (бывший итало-бразильский) и отец его предложил Жоржу готовиться им вместе. Сам он помогал им в их работе и по математике, и по физике. В результате оба они сдали экзамены благополучно, причем возможно, что благодаря случайности: по португальскому языку его экзаменовал ассистент по кафедре этого языка, а не сам профессор Сильвестро Буэно, фанатик своего предмета, беспощадно проваливающий даже бразильянцев и известный своей враждебностью к иностранцам. Таким образом, с начала марта Жорж стал студентом физического отделения Университета.

В течение ряда месяцев пришлось мне хлопотать в 1943 г. о получении нам «carteira de identidade». Вообще в Бразилии постоянно приходится вспоминать известную фразу Наполеона:

«Ordre, contre ordre et desordre» [116] Приказ — отмена приказа — хаос. , и особенно это применимо к получению здесь этих «carteirad». Первоначально было объявлено, что лица старше 60 лет могут жить и со старыми карточками, но затем потребовали обмен их всеми до 65 лет, а позднее и вообще всеми; при этом опубликовано это было лишь в официальных газетах, и мы узнали про это только, когда для поездки Кати в Сан-Педро пришлось получать установленный во время войны sauf conduit [117] Пропусков. для выездов из одного города в другой. Эта последняя процедура тоже оказалась, особенно в начале, и сложной и утомительной, ибо в течение первых месяцев бюро, где эти документы выдавались, буквально осаждались толпами народа и приходилось часами ждать очереди. Теперь уже стушевались некоторые детали наших «хождений по мукам» паспортным, и я расскажу лишь общий их ход, любопытный вообще для местных дел. Полагалось обращаться первоначально к одному из многочисленных «dos pachantes», комиссионеров, небольшие конторы коих были расположены около departamento dos investigaς ãos. У них писалось прошение, наклеивались марки и они же в случае необходимости добывали недостающие документы. У нас не было свидетельства о сходе с парохода, которое des pachante и достал.

Я уже упоминал, что Сантосская портовая полиция ответила, что ни жены, ни меня в списках прибывших нет, хотя приехавшего с нами внука и нашли. Когда, однако, я дал комиссионеру 200 крузейров, то мы нашлись, и кроме нескольких недель задержки никуда больше мне обращаться не пришлось. Следующая стадии была уплата каких-то 15 крузейров, на которые никакой квитанции не выдавалось, и подпись на будущей карточке; при этом жена подписалась сперва «condessa», на что получила резкое замечание: «никаких графинь»; титулы на карточках и вообще в официальных документах не отмечаются, даже для иностранцев, хотя вообще на них обращают большое внимание. И с женой было очень комично: тот же служащий через несколько минут обратился к ней очень вежливо как к «condessa». После этого следовала процедура снимания оттисков пальцев и фотографирование, за что еще взималось особо. Однако и после этого с нашими карточками встретилось препятствие, по которому мне пришлось, получив чье-то рекомендательное письмо, идти к начальнику отдела. Оказалось, что мы отметили себя, как полагалось в Европе, апатридамн; таковыми мы явились, однако, в силу акта советского правительства, которое Бразилией еще признано не было; поэтому для здешних властей мы оставались русскими и соответственно пришлось изменить наши карточки, чего все-таки без моего визита не делали. Когда я был с письмом у начальника отдела Даудт де Оливейра, я застал у него в кабинете несколько человек. Оказалось, как это ни странно, что это были члены редакции бразильского генеалогического журнала, которые, вместе с тем, все были служащими полиции. Один из них обратился ко мне тут же с просьбой написать для журнала статью о русском дворянстве. Я это сделал для поддержания добрых отношений, затем, года через два, меня попросили переписать эту статью на машинке в виду неясности многих имен, но была ли она затем напечатана, я так и не знаю.