Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Приблизительно в это же время еврейская группа, в которой было много портных, устроила в своем клубе швейную мастерскую, в которой шила различные вещи для отправки их в Россию. Крупные еврейские конфекционные фирмы ссудили им шесть электрических швейных машинок и машину для раскройки материй, и почти каждый вечер у них собиралось человек по 50 мужчин и женщин, которые после рабочего дня еще отдавали несколько часов на помощь большинству из них незнакомой родине. Надо сказать, что в Бразилии материи были дороже и хуже, чем в Соединенных Штатах, но благодаря бесплатному труду наши вещи обходились нам, в конце концов, дешевле, чем если бы были сшиты в других странах.

После избрания директории, ликвидации ревизионного отчета и Югославского праздника мы смогли с женой поехать в ноябре на неделю в Сан-Висенте. По случаю войны с наступлением темноты никакого уличного освещения не было, и те немногие фонари, которые оставались, например, в трамваях, были затемнены. Уже до этой поездки мне не раз нездоровилось с поднятием температуры, в день отъезда из Сан-Пауло я чувствовал себя снова неважно, и в Сан-Висенте слег с температурой выше 39. Хозяйка пансиона, где мы остановились, француженка, показала себя в эти дни очень отрицательно и Катя до сих пор не может забыть ей этого ее отношения. Впрочем, через два дня я более или менее оправился, но и после этого несколько месяцев у меня все чаще стали повторяться приступы гриппа, как врачи определяли это недомогание. Лечили меня сульфами и через несколько дней температура приходила в норму. Наконец, доктор Пауло Рибейра да Луз, все время нас лечивший, решил применить на мне пенициллин. Найти его было тогда уже возможно и по нормальной цене, хотя еще очень высокой, но для этого пришлось, впрочем, побегать по городу. Делали мне вспрыскивания пенициллина в течение 6 суток каждые три часа днем и ночью; было это довольно скучно, но зато вылечило меня радикально и с тех пор, вот уже 5 лет у меня ни разу грипп не повторялся. Очевидно, во мне сидела какая-то инфекция, но какая, так и не удалось выяснить.

19-го декабря я сделал доклад в Скандинавском клубе, который всегда относился к нам очень предупредительно, о русско-скандинавских отношениях. В то время этот вопрос многих в Сан-Пауло интересовал в виду того, что советские войска вышли уже на норвежскую границу и на Балтийское море, и были опасения, что они займут всю Норвегию, а за нею и Швецию. Изложив прошлое русских отношений с этими странами, я высказал мое убеждение, что никаких оснований опасаться, что русские войска останутся в Скандинавии, нет. По-видимому, мой доклад успокоил довольно многочисленную публику, собравшуюся, чтобы его выслушать, и дальнейшие события оправдали мое мнение.

В 1945 г. работа Комитета шла нормально и сравнительно тихо. В январе была переизбрана его директория, и на этот раз я получил один неизбирательный голос. Неприятное впечатление оставило у меня в это же время собрание русской группы, благодаря выступлениям Веры Азеведо, которая пыталась, но не удачно, занять в ней руководящую роль. О характере ее заявлений можно судить по ее фразе в ответ Сахарову. Он сказал, что как рядовой работник группы он считает, что работа группы удовлетворительна; на это Азаведо указала, что уже слово «рядовой» указывает на реакционность Сахарова, ибо в советской армии звание рядового упразднено.

В начале года открылся отдел Комитета в Сантосе, где во главе его стал Орлов, местный старожил и энергичный человек. Этот отдел сумел собрать несколько десятков тысяч крузейров, хотя в Сантосе и около него русских было немного; стали получать мы в это время пожертвования и из других районов Бразилии.

В марте был устроен спектакль в нашу пользу в театре Boa Vista. Столковались мы с известной артисткой Dulcina Odilon, что за покрытием ее расходов нам останется превышение сбора с первого спектакля «Севильского цирюльника», поставленного ее труппой. Заполнить весь этот небольшой театр нам, однако, не удалось и досталось нам, в конце концов, немного.

Более удачным был во всех отношениях базар, устроенный нами в центре города в торговом помещении между 15 и 30 апреля. На нем продавались различные вещи, почти все пожертвованные нам, и был устроен бар. Все время публики было много и почти все было раскуплено. Особенно успешны были последние дни, совпавшие с решительными боями в Берлине, поднявшими общее настроение. Пришлось даже продлить базар на несколько дней. Особенно шумно было в ночь, когда было получено известие о взятии Берлина; тут же ночью были устроены манифестации, появились красные флаги и впервые полиция их не отбирала. Я не был в эту ночь на базаре, но говорят, что там происходило столпотворение вавилонское и восторг был общий. Через несколько дней в центре города состоялась «passeata» в честь взятия Берлина — манифестация с флагами победителей и в том числе главным образом красными; и в этот раз полиция не вмешивалась. Комитет, как таковой, в этом участие не принимал, и только 9-го мая за подписью его президиума была послана поздравительная телеграмма Сталину и 10-го было устроено торжественное собрание в ознаменование победы.

Изменившееся отношение полиции к более левым течениям (я не говорю о коммунизме) объясняется отражением войны на внутреннем положении Бразилии. Я уже писал, что она была объявлена Бразилией Германии, Италии и Японии летом 1942 г. в результате нападения подводных лодок на бразильские суда поблизости от берегов страны. Первое время объявление войны ничего не изменило в стране, если не считать, что исчезла немецкая пропаганда и что были секвестрированы имущества воюющих с Бразилией стран. Все усиливались затруднения с хлебом, сахаром, сильно стали расти цены, но все это происходило, хотя и в меньшей степени, и в других южно-американских странах. Фактически Бразилия вступила в войну только в 1944 г., когда в Италию был отправлен особый экспедиционный корпус, принявший участие в боях к северу от Рима. Потери его были несколько выше 1000 убитых; дрались бразильцы по общим отзывам храбро. Между прочим, мне попалось указание в печати, что в последний период войны против бразильцев с немецкой стороны дралась «мусульманская дивизия», составленная из советских военнопленных.

Факт ведения войны в одном лагере с Россией и еще, более того, что война увеличила связи Бразилии с конституционными странами, повлияло на положение правительства Жетулио Варгаса. Дальнейшее существование его диктатуры становилось все более затруднительным, и после капитуляции Германии Варгас объявил о восстановлении народного представительства с назначением выборов на декабрь 1945 г. Пошли слухи о восстановлении дипломатических сношений с Россией, но первоначально довольно неопределенные; несколько позднее подтверждением их явилось появление в Рио представителя «ТАСС» Калугина. Сряду после назначения выборов появились и политические партии: на крайнем правом фланге выступили социал-демократы, несомненно не социалисты и не демократы, а сторонники существовавшего до 1937 г. режима; главным их противником была U.D.N. (União Democratica Nacional) [120] Национальный демократический союз. , мало чем от с.-д. отличающаяся, но провозглашающая себя либералами. Сторонники Варгаса приняли название Бразильской Рабочей Партии (Partido Trabalhista Brasileiro); наконец выступили впервые легально и коммунисты, вождь которых Карлос Престес был выпущен из тюрьмы и имел свидание с Варгасом. Совершенно незаметной оказалась социалистическая партия, составленная группой интеллигентов и к которой масса остались безразличной. Кроме того, в Сан-Пауло образовалась особая партия вокруг бывшего «интервентора» Адемара де Баррос, ставшего популярным благодаря постройке им ряда госпиталей. Несмотря на его очень своеобразное отношение к общественному пирогу, он был ценим многими, особенно в неимущих классах, своей большой доступностью, а рекламированию его деятельности помогло широко то, что никто из других губернаторов и интервенторов для масс не делал абсолютно ничего; партия Адемара приняла название социал-прогрессистов.