Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Перед тем, как перейти теперь к описанию моих непосредственных впечатлений в Северо-Западной армии, скажу несколько слов о ее возникновении. По-видимому, идея о ней появилась летом 1918 г. в занятом тогда немцами Пскове. Первое время ушло на поиски подходящего вождя — намечался генерал Лечицкий, но он был в России, да, кажется, и не симпатизировал белому движению. Потом выдвинули кандидатуру графа Келлера, но он оставался на Украине, где потом и погиб при падении гетманщины. В Пскове же во главе формирований оставался пока намеченный в начальники штаба этого Отдельного корпуса генерал-майор Вандам, во время войны видной роли не сыгравший, но известный, как писатель по военным и политическим вопросам, сотрудничавший преимущественно в «Новом Времени». Отношение немцев к корпусу было благоприятным, они позволили ему формироваться и отпустили на него довольно крупные суммы. Однако на мой вопрос, как корпус должен был быть использован для борьбы против большевиков при наличии Брест-Литовского мира, я ответа не получил.

В это время корпус усилился переходом к нему дивизиона красной кавалерии под командой тогда, кажется, штаб-ротмистра Булак-Балаховича. В начале войны вольноопределяющийся, бывший управляющий имением, белорус-католик, это был, по общему отзыву, тип кондотьера со всеми его хорошими и дурными сторонами. Безумно храбрый, не теряющийся в опасности, умеющий влиять на войска, но жестокий и не требовательный в нравственном отношении к своим сотоварищам. В денежном отношении он был очень нещепетилен, хотя никто никогда не укорял лично его в алчности. В корпусе он сразу стал играть видную роль. После германской революции, когда началось разложение немецких войск, началось брожение и в Отдельном корпусе, хотя и иного рода. Генерал Вандам не сумел приобрести симпатий своих подчиненных, и в один прекрасный день к нему явилась их депутация с требованием уехать из армии, что он и исполнил. Переговоры с ним вел его свойственник Пермикин, которого я застал при генерале Родзянко уже войсковым старшиной. Сподвижник Балаховича, никогда, кажется, не воевавший, он был ранее не то начальником каторжной тюрьмы, не то горным исправником в Сибири. Утверждали, что Балахович рассчитывал заменить Вандама, но большинство офицеров было против него, и ему предпочли Георгиевского кавалера полковника фон-Нефа.

Как раз в это время большевики начали наступление против немцев в районе как Пскова, так и Нарвы. Против них в районе Пскова выступил и О.К.С.А. [24] Отдельный Корпус Северной Армии. — Примеч. сост. Этот первый его дебют оказался, однако, неудачным. Занимавшие другой участок боевой позиции, совершенно разложившиеся немецкие войска ушли в тыл без боя, что вынудило и Отдельный Корпус спешно отходить, не дав даже возможности эвакуироваться всем, кому это было необходимо. Войдя в город, большевики захватили и расстреляли ряд видных лиц. Погиб, например, управляющий Казенной Палатой Врок, подпись коего фигурировала на выпущенных корпусом деньгах, так называемых «вандамках». Севернее, захватив Нарву, большевики почти без сопротивления продвинулись к самому Ревелю. Лишь в 18 верстах от него их удалось удержать наскоро сформированными, в значительной части из учащейся молодежи, добровольческими частями. Серьезную помощь эстонцам оказали прибывшие из Финляндии несколько финских стрелковых батальонов.

Воспоминание о себе они оставили весьма печальные, ибо грабили все, что ни встречали, особенно же помещичьи имения. Рассказывали, что эстонское правительство, якобы, даже просило под конец убрать их обратно в Финляндию, но за точность этого я поручиться не могу. Я их, во всяком случае, на фронте уже не застал. Довольно скоро большевистские части были вытеснены за пределы расселения эстонского народа. Несколько позднее они потеряли и Латвию под соединенным натиском немецких добровольческих частей, латышей и отряда князя Ливена. При штурме Риги Ливен был очень тяжело ранен, что сказалось потом пагубно на судьбах русского белого дела в Латвии, ибо, хотя своих связей с отрядом Ливен не порвал и смог поддерживать его на прежней высоте, но уже не мог предупредить образований других отрядов (Вырголича и Бермондта), которые особой охоты драться не проявили, и компрометировали себя в глазах и союзников, и латышей слишком ярко выраженными немецкими симпатиями.

После этого наступило некоторое затишье, протянувшееся до середины мая. В течение этого периода О.К.С.А. претерпел ряд новых изменений. Неф удержался во главе его очень недолго и был заменен в том же порядке пронунциаменто [25] Военного переворота. полковником Дзерожинским, которого сам Неф предварительно произвел, будучи только полковником, в генералы. Все, что мне пришлось слышать о Дзерожинском, сводилось к одному (лично я его видел случайно на паровозе в течение нескольких минут), что это был хороший пехотный штаб-офицер, из тех, что обычно заканчивали свою карьеру в чине подполковника. Война выдвинула его в полковые командиры, но дальше он не пошел. Все отзывались о нем, как о человеке вполне порядочном. Инициативы, впрочем, особой он не проявил, почему большую роль играл у него его начальник штаба полковник фон-Валь. Кажется, в апреле все в том же порядке пронунциаменто, оба были тоже смещены с заменой их, в свою очередь произведенными Дзерожинским в генералы, Родзянко и Крузенштерном (последний — как начштаба). На заданный мною вопрос, почему, собственно, сместили Дзерожинского и Валя, я получил очень наивный ответ: «Знаете, Валь такой скучный человек». Что Валь был вполне порядочным человеком и одним из немногих в корпусе, окончивших Академию Генштаба, на это внимания не обратили.

В течение зимних месяцев частями корпуса были предприняты два набега по льду на восточный берег Чудского озера, во время одного из коих был захвачен Гдов. Душою и руководителем этих набегов был Балахович, что очень подняло его популярность в корпусе.

С вступлением в командование Родзянко усилились разговоры об активных выступлениях корпуса. В нем было всего около 2500 человек, и снабжен он был очень слабо, однако, бездеятельность всех тяготила. Весьма возможно, впрочем, что период приготовлений протянулся бы еще очень долго, тем более что Юденич был против преждевременного наступления. Решающее значение имело тут, как мне рассказывали, получение сообщенной штабу корпуса только «для сведения» телеграммы Колчака Деникину и Миллеру, в которой он просил их поддержки его наступлению. На собранном Родзянко военном совете было принято решение наступать, причем было намечено направление от Нарвы на Юг, сперва вдоль линии железной дороги на Гдов. Незаметно войска были перевезены к Нарве, и 15-го мая наступление началось ударом около станции Поля. Большевики его совершенно не ожидали, и штаб расположенной здесь их бригады был захвачен в плен вместе с ее командиром генералом Николаевым. Этот Николаев был вскоре публично повешен в Ямбурге по приговору военно-полевого суда. Сколько я ни старался выяснить себе причину такого к нему отношения, понять его я не мог, ибо одинаковые обвинения можно было предъявить ко всем, служивших у красных, офицерам. В Красной армии он был прославлен как герой и мученик за идею. Все, что я слышал про его поведение после пленения и на суде, указывало, однако, на полную его готовность служить и белым, если бы только ему было даровано прощение.